Первым добрался до комнаты Райман и немедленно провалился по лодыжки прямо в жидкую грязь. Чтобы сделать очередной шаг, ему приходилось с силой вытаскивать ноги из грязи, и каждый его шаг к цели сопровождал отвратительный всхлип. Он уже оставил в грязи оба шлепанца, но даже не обратил на это внимания. Шлепанцы без труда можно купить новые, зато за ним уже близко чавкал грязью брат.

Взгляды обоих были прикованы к предмету, находившемуся на середине кельи, и тоже уже наполовину утопленному в грязи.

Объектом их стремлений была некая обнаженная фигура, скорчившаяся посередине кельи. Ее мощное тело казалось переплетением мускулов, отлитых примитивным художником, грубым подобием человеческого тела. Крючковатый нос нависал над жирными губами, маленькие глазки похоронены глубоко подо лбом, а прямо перед животом урода находился черный эбонитовый шар, наполненный воспоминаниями утопленного в крови Рашемона... Черты скульптуры блестели отраженным светом кровавого огня, исходившего от шара.

Пять зим назад близнецам была дарована эта радость как награда за то, что они отдали свои сердца Темному Лорду.

Майкоф и Райман упали на колени в грязь и стали рвать на себе дорогие одежды. Их столь одинаковые лица исказил восторг жестокого экстаза и кровожадного наслаждения.

И они преклонились перед своим богом, утопив лица в грязи и тем самым еще раз доказали свою преданность Лорду Торврену — последнему из злых карликов, бравшему Рашемон.

Эррил уложил последние ножи для выступления в чехлы и сел неподалеку от затененного входа в сарай, куда ушли Елена и Мишель. Последняя решительно отстранила Эррила от более подробного осмотра девушки, и Эррил, видя, что она, кажется, понимает в происшедшем куда больше, чем он, неохотно подчинился.

Вокруг него все остальные обсуждали события дня. Цирк закрылся, артисты паковали вещи, Мерик кормил своих воробьев, а Могвид подметал кусок площади. Крал, ворча, скатывал занавес и убирал его в повозку. Вечернее небо готово было пролиться дождем, и приходилось спешить. Оставалась неразобранной лишь деревянная сцена, поскольку сложить ее было делом непростым и небыстрым.

Оставлять сцену на ночь стоило дополнительных расходов, но Эррил пошел на это, поскольку в плату таким образом включалась возможность хранения фургона и вещей в этом сарае. Сами же артисты ночевали в небольшой харчевне под названием «Раскрашенный Пони» на северной стороне площади. Это было дрянное заведение, но Эррил экономил деньги, спеша скопить как можно быстрее сумму, которая позволила бы им отправиться на барже в прибрежный город.

Все были заняты делом. Сам Эррил медленно точил кинжалы, но внимание его было поглощено совсем иным. Он не сводил глаз с Елены и Мишель, смутно видневшихся в проеме двери сарая. Заявив, что девочку околдовали, женщина отказалась давать еще какие-либо пояснения до тех пор, пока не поговорит с Еленой о странном ребенке и не осмотрит ее с головы до ног.

Эррил сидел, а вечер становился все темней, и по берегам реки стал скапливаться густой туман. Воин отложил точило, попробовал лезвие ногтем и остался им доволен. После звучания железа о камень он услышал теперь и другие звуки.

— Это отсюда появился ребенок? — донесся до него голос Мишель. — Из этих дверей?

Елена кивнула.

— Я думала, что это просто потерявшийся малыш.

Эррил протер лезвия смоченной в масле тряпицей и убрал нож в деревянную коробку, где уже лежало шесть его братьев. Рукояти их стерлись и потускнели от частого использования, но все лезвия сверкали, как новенькие. Эррил знал толк в хорошем оружии и понимал его цену.

Наконец, Мишель появилась в дверях сарая, и Эррил поднял голову.

— Потерявшийся мальчик, ну, прямо, как она сама!

— Как кто? — удивилась Елена.

Но Мишель ничего не ответила, а только осмотрела площадь, по-птичьи склонив голову набок, словно слышала то, что доступно ей одной.

Заинтригованный и охваченный подозрениями, Эррил поднялся и подошел ближе.

— Я подслушал ваши слова, — обратился он к Мишель. — Вы действительно, кого-то подозреваете в этом странном случае с Еленой?

Но Мишель лишь глазами приказала ему молчать.

— И что вы имели в виду, заявив, что ее околдовали? — не сдавался Эррил.

Но Мишель и во второй раз смолчала, слегка качнув головой.

— Неужели вы...

И только тогда она повернула голову и заговорила с Эррилом медленно, как с неразумным дитятей.

— Околдована... Это значит, какая-то ведьма наложила на нее свои чары.

Напряжение между говорящими росло, как густеющий с каждой секундой туман.

— Но я думала, что единственная ведьма — это я... — подала голос Елена.

Мишель усмехнулась.

— Кто тебе это сказал?

Елена покосилась на Эррила.

— Ну, кажется, я появилась вовремя, — вздохнула Мишель, поднимая глаза к небу, и снова тяжело вздохнула. — Ты, девочка, единственная ведьма крови. Но те женщины, что имеют сильную магию элементалов, тоже называют себя ведьмами. Есть морские ведьмы, лесные, водяные... И, я думаю, эта одна из таких и опутала тебя.

— Но кто?

— Есть у меня подозрение, но сначала надо все разузнать получше.

Теперь к говорящим подошли и Мерик с Фардайлом. Они, вероятно, тоже слышали последние слова Мишель. Волк потянулся носом к ее руке.

Эррил осмотрелся, ища, кто еще мог слышать их разговоры. Но площадь была пуста, если не считать нескольких припозднившихся прохожих. К счастью, угроза дождя разогнала большинство горожан по домам, а тех, кто еще был на улицах, торопила быстрей закончить все дела. Никто и не глядел в сторону бродячих артистов.

— И вы полагаете, что в это дело замешан Темный Лорд? — тихо спросил эльф.

— Нет, никакого запаха разложения нет в этой магии, — рассеянно ответила Мишель, продолжая о чем-то напряженно думать.

Эррил снова оглядел площадь.

— Может быть, лучше продолжить нашу беседу в харчевне? — предложил он.

Мишель кивнула.

— Первые разумные слова, какие я слышу от вас за сегодняшний вечер, Эррил.

Цирк закрыли; Крал и Толчук закатили фургон в сарай. Туда зашел и Фардайл, ночевавший вместе с Толчуком во избежание краж и вообще лишних разговоров о волке и огре.

Поначалу Толчук расстроился из-за того, что его лишили участия в общем разговоре, но обменявшись с Фардайлом быстрыми взглядами, замолчал и успокоился.

Мишель ласково положила руку на плечо сына.

— Мы скоро поговорим и с тобой.

Толчук ничего не ответил, а повернулся и пошел посмотреть лошадей. Лошади тоже стояли в сарае, вернее, в небольшом закутке за ним. Самим кормить их было гораздо дешевле, чем в харчевне за отдельную плату. К тому же конюшня «Раскрашенного Пони» кишела крысами размером со щенков крупной собаки, так и шнырявшими в сене, предназначавшемся лошадям.