Иногда Янн отсутствовал целыми днями, а возвращался уставший, с серыми тенями под глазами и в пыльном плаще. В такие моменты он молча падал на высокий стул на кухне, а я пододвигала к нему ароматный напиток и просто сидела рядом. Когда-то давно Силис сказала, что эмир ценит в ней не только и не столько умение красиво писать, сколько умение разделить с ним тишину.

[1] Одна из природных достопримечательностей Цварга — горные озёра кораллового цвета.

Глава 27. Жена

Шейна

Я как раз закончила готовить обед, когда Янн внезапно оказался на кухне шаттла, обнял меня со спины и закружил в воздухе. Кухня, шкафчики, холодильник, плита, стены — всё стремительно замелькало перед глазами.

— Янн, вы… — Последние недели он просил называть его на «ты», но я сбивалась, когда переживала. — Что случилось?

— Ничего, — выдохнул он в ответ мне в волосы и отстранился. — Просто очень рад тому, что ты сейчас здесь, со мной, а не там. — Он мотнул головой куда-то в сторону.

Янн поставил меня на землю, а я потерялась от этого жеста. Из информации по голофильмам выходило, что цварги спокойно трогают родственниц. Да, разрешение на прикосновение обычно спрашивают, как и у нас, но это больше относится к незнакомым цваргиням или светским мероприятиям с кучей зрителей.

Для меня же общение с Янном, когда он мог вот так внезапно подхватить за талию, если я падаю, или просто покружить в воздухе, было вдвойне необычно. У нас мужчины, зная, что женщина «грязная» и без наручей, сами не стали бы трогать женщину, тем более вот так, когда могут случайно выстрелить шипы. Раны на животе Янна, кстати, затянулись удивительно скоро, и он даже повязок больше не носил.

— Где же ещё я могла быть? — ответила я, смущаясь под внимательным взглядом.

— Неважно. — Он мотнул головой. — Я тут подумал, ты уже две недели сидишь в шаттле, не вылезая, это неправильно. Чувствую себя каким-то жестоким тираном. Ты упоминала, что где-то рядом находится оазис в скалах. Может, сходим?

— Как? — ахнула я. — А гиены?

Янн убедил меня, что корпус железной птицы защитит от клыков хищников, но выйти наружу означает остаться без защиты! Однако мужчина в ответ усмехнулся.

— Я почувствую приближение гиен. — Он внезапно указал на свои красивые обсидиановые рога. — Это резонаторы. Мы улавливаем вибрации от любых разумных существ. У гиен достаточно крупный мозг, к тому же они охотятся стаями, так что я точно не упущу их.

— Но мы не успеем убежать, если они придут!

Я в нерешительности прикусила губу. Предложение цварга звучало очень соблазнительно. Эмир разрешал нам купаться в оазисах раз в год, это всегда становилось настоящим праздником на женской половине дворца. Вода — самое ценное, что есть на Террасоре, а тут будет возможность искупаться в источнике!

— Возьмём мой гравибайк, — белозубо улыбнулся Янн. — Уверяю, на Террасоре нет животного, которое смогло бы его догнать.

Я вздрогнула. Эту технику я называла железным верблюдом исключительно из-за внешней схожести — мужчина садился словно между двумя горбами животного. О том, как быстро оно умеет летать, можно было судить по столбу песчаного дыма, который цварг оставлял за собой по утрам.

— К тому же сомневаюсь, что гиены станут спускаться в скалы под землю, — сказал Янн, и я поймала себя на том, что улыбаюсь.

— Я согласна.

***

Янн РоберСпустя несколько недель пребывания на Террасоре я начал разбираться в местной флоре. Скалы оказались небольшими, но уже на подлёте к ним я сделал вывод, что подземный оазис крупнее, чем в скалах Аль-Мадината: в отличие от тех мест, здесь пустыня переходила в самую настоящую землю с редкой порослью, а значит, влаги заметно больше. Я оставил гравибайк в тени развесистого оливкового дерева, взял сумки с запасной одеждой и помог Шейне спрыгнуть с моего «железного верблюда». Всю короткую поездку от корабля до скал она храбро молчала, но на уровне бета-колебаний до меня доносилась умопомрачительная смесь восторга от полёта и робкого страха. От этого ментального фона кровь пузырилась как шампанское и хотелось смеяться.

— Хочешь, на обратном пути ты сядешь спереди и поведёшь? — предложил я.

— Нет, что ты! — Шейна округлила глаза. — Как Женщина может управлять верблюдом? Владыка завещал ей быть послушной, а не лезть вперёд Мужчины. Это грех.

Я со вздохом покачал головой. Иногда казалось, что Шейна впишется в общество Цварга и станет путеводной звездой, благодаря которой мы сможем перевести на родину сотни террасорок, а иногда она отвечала вот так, и я осознавал, что между нашими Мирами пропасть. В наших реалиях Шейна — самый настоящий социальный инвалид. Это огорчало.

— Ты пленница своих убеждений, Шейна. Попробуй как-нибудь выйти за рамки.

В ответ девушка лишь потупила взгляд. Я поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы она возразила, но террасорок воспитывают так, чтобы не спорить с мужчинами.

«Янн, это всего лишь человек из Средневековья. Что ты от неё хочешь?» — зажужжал внутренний голос.

— Где здесь вход в пещеру?

— Там. А гиен поблизости точно нет?

— Точно.

Вход в скалы нашёлся быстро. Ступени оказались кем-то заботливо выдолблены из камня, да и внутри не так душно, как в пещерах близ Аль-Мадината. Я сразу включил фонарики и передал Шейне один. Она с интересом рассмотрела ручку предмета, переключила ярко-белый свет на оранжевый — словно от факела — и уверенно двинулась вперёд.

Коридоры и своды здесь также подпирались мощными балками, стены густо покрывали голубые, синие и лиловые, традиционные для Террасоры суккуленты с мясистыми лепестками. Под ногами хрустели мелкие камушки. Я невольно подумал о том, что это прекрасное место для добычи пещерных роз, но раз местные нигде даже поблизости не организовали поселение, значит, для них стаи гиен — серьёзная напасть. Да уж, на Цварге больше всего боятся террористов, космических пиратов и организованную преступность, а на Террасоре — каких-то пустынных гиен. Скажи, чего боишься, — и я скажу, кто ты.

Я так погрузился в размышления, что и не заметил, как мы вышли на широкий песчаный пляж у чистейшей глади воды. Здесь было уютно настолько, насколько это слово вообще применимо к пещерам, а из-за понижения температуры дышалось легче. Я на всякий случай просканировал оазис — ни единой души, даже жалкой