— Похоже, вы с ним были не слишком близки? — заметила Алла, одновременно краем глаза оценивая окружающую обстановку. Они беседовали в «музыкальной» комнате: здесь стоял рояль, на стенах висели несколько гитар, а на подставках расположились два аккордеона и баян. На полу лежал ковер в пастельных тонах с едва заметным узором. В помещении было светло и уютно, рядом с окнами стояли тропические растения в кадках, а в дальнем углу разместились несколько клеток с канарейками, которые без устали мелодично свиристели. Кто-то, похоже, знает толк в птицах: так как по-настоящему красиво и разнообразно поют только самцы, их не следует содержать в одной клетке. В целом обстановка приятно удивляла, ведь Алла знала, что в государственных домах престарелых и в тех ночлежках, которые зачастую именуют себя таковыми, условия отличаются от местных прямо-таки кардинально!

— Правда ваша, не были, — одними губами усмехнулась старуха. Губы у нее были тонкие как ниточки, и она периодически двигала ими, очевидно испытывая дискомфорт из-за отсутствия большинства жевательных зубов. — Ничего хорошего я от него не видала, вот что я скажу!

— Так любви между вами не было?

— А как же, была… Когда он под стол пешком ходил. Такой хорошенький был мальчонка — просто загляденье! И умишком его Господь не обделил вроде, и внешностью, да вот только как пошел он лет в двенадцать по кривой дорожке…

— Так рано?

— Все мать его виновата, шалава эта, Галька!

— А вы, значит, со стороны отца бабушка?

— Сынок-то мой, Эдичка, безвольный был, но безобидный. Выпить любил, но никогда никого не обижал, а Галька — вот она стервь записная! Как с Эдичкой развелась, так пустилась во все тяжкие: мужиков водила, личную жизнь, понимаешь, устраивала, а сына побоку… Вот и вырос он — оторви да выбрось!

— И все-таки он искупил перед вами вину, верно? Хотя бы напоследок.

— Вы это о чем толкуете, что-то я не пойму? — пошла в отказ бабка. — Я думала, вы пришли рассказать…

— На самом деле мы здесь, чтобы выслушать вас, — перебила Алла. — Расскажите нам о бриллианте!

— О бри… откуда вы знаете?!

Аничева явно испытала шок.

— Это не имеет значения, — ответила Алла. — Но нам необходимо знать, как бриллиант попал к Гагину. Вашему внуку уже ничто не навредит, а вы можете облегчить душу, рассказав правду.

— Правду? — хмыкнула старуха. — С чего это я должна перед вами отчитываться?

— Да с того, — впервые вмешался в беседу Дамир, — что идет следствие, а вы, между прочим, скрываете важную информацию. Вы в курсе, что за недонесение тоже существует статься? Речь об убийстве!

— Ну мой внучок-то уж никак не мог убить вашего Гагина!

— Мы его в этом и не обвиняем — точно так же, как и вас, — сказала Алла, сделав знак оперу слегка охолонуть. — Но вы обязаны по закону все нам рассказать, иначе мы применим к вам процессуальные методы воздействия.

— Это какие же?

— Для начала испортим вашу тихую, такую приятную жизнь в этом доме: начнем вызывать на допросы…

— Приятную жизнь? — криво усмехнулась Аничева. — Да я, может, только здесь-то и жить начала! Сколько себя помню, все скиталась по съемным углам, по общагам. Потом квартиру получила — в аварийном доме под снос. Должны были переселить через два года, а прожила я в нем аккурат двадцать четыре годочка — без горячей воды, без душа и с осыпающейся на голову штукатуркой… И вот, когда я только-только устроилась по-человечески, являетесь вы!

— Вашей жизни здесь и обретенному комфорту ничто не помешает, — заверила бабку Алла.

— Как так?

— Ваше пребывание здесь оплачено, верно?

— Гагин открыл счет в банке на мое имя…

— …откуда ежемесячно списываются средства на ваше проживание и содержание здесь, да? Мы можем договориться считать это актом благотворительности с его стороны: он платил за вас свои собственные деньги, поэтому их нельзя считать криминальными. Может, это был единственный по-настоящему праведный поступок во всей его жизни! Так что не волнуйтесь: все останется по-прежнему и вы сможете продолжать жить здесь.

— Похоже, я здорово продешевила, а?

Неожиданно на лице старухи появилась лукавая улыбка.

— Сколько же на самом деле стоит этот булыжник?

— На самом деле никто точно не знает, — честно ответила Алла. — Но вы правы: цена камня баснословная и, полагаю, за него можно было бы купить место в этом доме для весьма внушительного количества пожилых людей!

— Что ж, мне в моем возрасте нужно совсем чуть-чуть, и того, что я получаю здесь, хватает с лихвой… Мы с внучком оборвали все связи лет десять назад. С тех пор я его не видела, да и он не заходил, не писал и не звонил — я даже не знала, что он снова сел!

— А до того следили за его жизнью?

— Да как же тут уследишь? Он же и подростком-то был своевольным, а потом… Мать его померла от пьянки, и внучок мой вовсе от рук отбился. Сперва по малолетке сел, а потом пошло-поехало…

Алла с удивлением заметила, что бабушка избегает называть внука по имени, — интересно, что бы это значило? То ли она старается отстраниться, чтобы не переживать чересчур сильно, то ли, напротив, не слишком-то добрые чувства питала к парню!

— Мы не были близки, — словно бы прочтя ее мысли, сказала Аничева. — Вот потому-то я так и удивилась, когда он вдруг позвонил и дал телефон этого Гагина!

— А как внук объяснил вам ситуацию?

— Сказал, что хочет спокойной старости для меня. Нет, вы представляете?! Не вспоминал, не интересовался… Может, чувствовал уже, что долго не протянет?

Впервые на лице старухи появилось что-то вроде сожаления.

— Хорошо, и что вы должны были сделать? — спросил Дамир.

— Всего лишь позвонить и сказать, что то, что Гагин ищет, находится у меня. А потом мне следовало пойти по одному адресу и забрать каменюку.

— И куда же вы отправились?

— Есть одна заброшка… ну, стройка заброшенная, уже лет десять как. Честно, я думала, там