Возмущения вокруг нас становились все громче и громче. Большинство пассажиров негодовали, хотя следующий поезд должен был прибыть всего минуты через три. Я неодобрительно покачала головой, а Маэль ухмыльнулся.

– Будь у меня всего одна жизнь, я бы сейчас тоже рвал и метал.

Да уж, могу себе представить…

– Уважаемые дамы и господа, поезд не остановился на станции из-за технических неполадок. Просим вас о понимании…

Я перестала вслушиваться в доносящиеся из громкоговорителя слова и недоверчиво уставилась на Маэля. Тот в ответ лишь улыбнулся.

* * *

Мы устроились на подоконнике небольшого кафе.

– Все никак в толк не возьму, – сказал Маэль, пригубив кофе, – почему оракул отказывается идти в ногу со временем? Вместо этой загадочной чепухи он мог бы послать эсэмэску с GPS-координатами. Было бы очень по-современному.

Я уже привыкла, что Маэль любит возмущаться тем, что не может изменить, и поэтому слушала его вполуха. Со мной разговаривал легендарный дельфийский оракул. Дельфийский оракул! Он вмешался в управление поездом, чтобы тот создал воздушный поток, и передал по нему свое послание. Вообще-то только боги и полубоги могут обращаться к оракулу за предсказанием, для этого они используют в качестве подношения древнюю монету, окропленную своей кровью (при воспоминании я вздрогнула), но Маэль оставил на мне свою метку (я вздрогнула снова), и я тоже услышала пророчество, когда он взял меня за руку. Оракул изрек свое пророчество на греческом, но силы Маэля автоматически перевели его на родной для меня французский.

– Когда ты успел задать оракулу вопрос?

– Когда мы стояли у билетного автомата. Надо мысленно задать вопрос и бросить монетку в автомат. Если свет загорится, значит, оракул готов ответить.

– Что ты спросил? Где нам найти торговца?

– Именно.

– И сформулировал вопрос на греческом?

Маэль кивнул.

– На древнегреческом. Проснувшись в свой двенадцатый день рождения, мы обретаем способность бегло говорить на этом вымершем языке. К счастью, в столь юном возрасте не думаешь о том, что, возможно, сходишь с ума.

– Жуть какая! – рассмеялась я.

– К слову о греческом. Патера – это большая плоская чаша. Наводит на какие-нибудь мысли?

Разгадку пророчества, которое выдаст местонахождение неизвестного торговца, Маэль любезно свалил на меня. Возможно, потому, что, в отличие от него, я записала пророчество в телефон, чтобы не забыть. Я снова взглянула на дисплей.

– «Стоишь ты не один и о патере вспоминаешь»… Может, речь о каком-нибудь музее, где выставлены эти чаши?

– Но тогда остальное не подходит.

– Отнюдь. «Вот древность, рядом – современность». Например, старые предметы, новые витрины. – Но я, как ни старалась, не смогла найти связь с оставшейся частью пророчества. Пришлось согласиться с Маэлем. – «Где числа на богов похожи». Думаю, речь о числе «двенадцать», потому что нам, простым смертным, в первую очередь приходят на ум двенадцать олимпийских богов. Значит, чаш должно быть двенадцать. – Я задумчиво нахмурила лоб. «Там отдаешь и принимаешь»… Вряд ли эти слова имеют отношение к музею. – Может, речь о выставленной в Лувре коллекции древностей?

Маэль медленно покачал головой:

– Твоя трактовка звучит довольно убедительно, но… это совсем не в стиле торговца. Торговец – существо древнее. Он не бог, не полубог. Никто не знает, кто он на самом деле. Возможно, он старше моего отца. Зачем ему торчать на выставке вещей, которыми он пользовался на протяжении сотен лет? В патерах подавались десерты, закуски или подношения богам. Это большие, ничем не примечательные тарелки. Сегодня их можно было бы использовать как сервировочный поднос для канапе.

Я снова взглянула на экран телефона.

– «Стоишь ты не один и о патере вспоминаешь». – Я подняла голову. – Говоришь, патеры большие? На них можно разложить разную еду и подношения богам?

Маэль кивнул.

– Думаю, речь о разнообразии. «Стоишь ты не один и о патере вспоминаешь»… Видимо, там можно встретить самых разных людей. Дело не в самой патере, а в том, что она символизирует!

Маэль выпрямился.

– «Там отдаешь и принимаешь» – то есть там можно что-то купить и продать. Это подходит торговцу.

– «Вот древность, рядом – современность», – я широко раскрыла глаза. – Блошиный рынок!

Маэль громко рассмеялся.

– Гениально. Все сходится! О чем еще говорится в пророчестве?

– «Где числа на богов похожи».

– «Где»… Наверное, речь о самом месте, – сказал Маэль и, понизив голос, добавил: – Других подсказок у нас нет.

– Но в Париже нет «Двенадцатой улицы». И вообще, если считать улицы, то откуда начинать счет? – Робкое, смутное предположение вырвалось из кокона беспорядочных мыслей и расправило крылья, представая передо мной во всей своей красе. Я резко повернулась к Маэлю: – Речь не об улице, а о районе! Париж разделен на двадцать округов. Нам нужен блошиный рынок, который находится в двенадцатом округе. – Я торопливо открыла браузер. – Рынок Алигр. И сегодня он открыт.

Маэль просиял улыбкой и протянул руку, чтобы дать мне пять.

– Поздравляю, партнер. Звучит логично. Туда мы и отправимся.

Я хлопнула Маэля по руке, но мысленно закатила глаза. Если сегодня он еще хоть раз назовет меня «партнером», то я несмывающимся маркером напишу у него на лбу значение этого слова.

* * *

На рынке Алигр царило оживление. Продавцы, предлагающие как новые вещи, так и старинный раритет, закусочные с разной едой… Откуда-то доносилась кубинская музыка… Рынок можно было назвать плавильным котлом всевозможных культур. Пахло бананами, восточными специями и уткой по-пекински. Мы ходили по узким проходам между рядами, отовсюду слышалась мешанина разнообразных языков. Я впервые увидела Париж с этой стороны, и чем дольше мы гуляли по рынку, тем больше мне нравилась эта шумная интернациональная атмосфера, полностью отличавшаяся от той, что царила в моем престижном районе. Все здесь было таким красочным, радостным, оживленным… Я зачарованно уставилась вслед мужчине, который нес два ведра жареных насекомых.

Но как отыскать кого-нибудь в этой толпе? Даже представить не могу.

– У тебя есть предположения о том, где нам искать торговца?

– Мы не будем его искать. Он сам нас найдет, – загадочно отозвался Маэль. Может, они с оракулом – разделенные в детстве братья-близнецы?!

– А нельзя поконкретнее? – Вокруг стоял такой шум, что мне пришлось прокричать это Маэлю в ухо.

– У нас есть вещи, которые ему нужны. Он их почувствует, когда окажется неподалеку.

– Ты про застежки? Так и говори.

– Не совсем, – Маэль внимательно огляделся по сторонам и наклонился ко мне. – Речь об эмоциях, которые в них заключены. Эдип разбил немало судеб, поэтому застежки до краев наполнены гневом, печалью и раскаянием, эти чувства настолько сильны, что время над ними не властно.