– Спасибо… Спасибо вам за приглашение, – сказал старик, потирая рукой грудь и с трудом выравнивая дыхание. – Но долгая дорога, болезнь и встретившиеся на моём пути невзгоды и лишения не только ослабили мой дух, мои силы, вызвали отвращение к воде и пище, но и привели в неприглядное состояние моё тело и мою одежду, и не пристало мне, мусульманину, в таком виде входить в дом, где люди через ваши молитвы, почтенный хазрат, обретают чистоту помыслов и просят о милости Аллаха Всевышнего.

После этих слов старик вынул из кармана пиджака маленький настольный будильник и внимательно посмотрел на циферблат.

– Слава Аллаху, у меня есть ещё целый час, – сказал он, облегчённо вздохнув и засовывая будильник обратно в карман. – А потом… потом за мной прилетят, и я уже, наверное, больше никогда не смогу с вами увидеться…

При последних словах старика мулла и его жена удивлённо переглянулись между собой.

– Да, до их прилёта ещё целый час, – сказал, словно успокаивая самого себя старик, – и если бы вы, почтенный хазрат, присели рядом, я хотел бы поговорить с вами и попросить об одной услуге.

– Конечно, конечно, уважаемый! – сказал Фидаил-мулла и, подойдя к старику, сел рядом с ним.

– А вас, любезная ханум, – обратился старик к жене муллы, – я хотел бы попросить вынести немного воды и каких-нибудь зёрнышек для моей маленькой спутницы. – Старик показал на сидящую в клетке птицу. – Она, кажется, очень проголодалась.

– А что это за птица, уважаемый, и куда вы её везёте? – как бы между прочим поинтересовался Фидаил-мулла.

– Это канарейка. Я везу её из Москвы подарить своей внучке, – ответил старик, подняв голову и посмотрев задумчиво в тёмное небо.

Фидаил-мулла снова переглянулся с женой, и на этот раз в глазах у обоих явно обозначилось сомнение: гость наш, кажется, не в себе, говорит какие-то странные вещи…

Но, как и в первый раз, оба промолчали, мулла лишь кивнул жене, и та, удалившись, появилась через некоторое время, держа в руке поднос с маленькими чашечками и блюдцами с водой и кормом.

Взяв клетку и отойдя в сторонку, молодая женщина стала с детской радостью и увлечённостью обхаживать маленькую певунью.

Старик же с муллой, немного понаблюдав за ней, переключили внимание друг на друга.

– Я понимаю, почтенный хазрат, – заговорил старик, по-прежнему тяжело дыша и то и дело касаясь рукой груди, – многое в моём поведении и в моих словах вам, возможно, кажется странным, но, уверяю, я в своём уме, и, как и во время нашей первой встречи, могу поклясться, что не переступал законов и не причинял никому зла. В тот день после нашей встречи, когда вы ушли с кладбища, на нас напали два очень нехороших… Нет, у меня язык не поворачивается назвать их людьми, скорее это были два одержимых злобой и ненавистью человекоподобных существа. Одолеть моего товарища им не составило ни малейшего труда, да и я не смог оказать им особого сопротивления. Нас посадили в разные машины и куда-то повезли. По дороге товарища моего вместе с машиной сбросили с моста в реку – он погиб…

– Да, я знаю, – грустно кивнул головой мулла.

– Откуда? – посмотрел на него, морщась от непонятной внутренней боли, старик.

– Приезжали следователи, ходили по посёлку, узнавали обо всём, меня допрашивали в качестве свидетеля…

– И что же вы?

– Я никогда в жизни не лгал и рассказал всё, как было.

– А что их интересовало?

– Спрашивали о вас, кто вы такие, зачем приезжали, с кем и куда уехали…

Старик замолчал, о чём-то задумавшись.

– А не знаете ли вы, почтенный хазрат, где похоронили моего товарища?

– Тут, в одной деревушке, километрах в десяти от нас. Сначала наводили справки, искали его родственников. Но он, как оказалось, был сиротой, воспитывался в детдоме. Вот и решили не везти его в Казань, а похоронить недалеко от того места, где он погиб.

– Ну, слава Аллаху! – Старик в первый раз выразил на своём лице откровенную радость. – Я боялся, что услуга, о которой собираюсь вас просить, причинит вам беспокойство…

– Говорите, уважаемый, о чём вы хотели просить меня?

– Сейчас, сейчас…

Нагнувшись и придвинув к себе стоявшую на земле пустую деревянную плошку, старик, ничего не объясняя, стал из карманов выкладывать в неё различные денежные купюры: крупные, мелкие, новые, хрустящие и уже изрядно помятые, а напоследок ссыпал из карманов всю находившуюся там мелочь.

В плошке образовалась солидная куча денег.

– Что вы делаете, уважаемый? Кому и для чего предназначены эти деньги? – спросил не в меру растерянный Фидаил-мулла, с каким-то немым укором посмотрев на странного гостя.

– Простите, простите, хазрат, если я чем-то прогневал вас, – сказал, вздыхая, старик. – Но, поверьте, я не помышлял ни о чём дурном. Мой погибший товарищ был очень добрым и благородным человеком, и прежде чем отправиться в дальний путь, я хотел выразить ему свою последнюю благодарность. Но у меня остаётся слишком мало времени, и я смогу сделать это лишь при вашей благосклонной помощи.

– Говорите, уважаемый, я сделаю всё, что в моих силах, – переменившись в настроении, заверил Фидаил-мулла.

– Я не видел могилы своего товарища, – сказал старик, – но сердце подсказывает мне, что похоронили его, как чужака, в спешке, особо не заботясь о внешнем виде могилы. Тем более вы говорите, что близких у него нет. И если, почтенный хазрат, у вас здесь есть верные друзья и помощники, то я хотел бы попросить вас позаботиться о его могиле, сделать приличную ограду, поставить красивую стелу, словом, придать ей вид, достойный памяти погибшего.

– Я и мои помощники охотно сделаем это, – без малейшего колебания ответил хазрат. – Но зачем столько денег? Вы ведь и так пожертвовали очень большую сумму на ремонт нашей мечети. Могила вашего товарища в любом случае будет приведена в надлежащее состояние, и для этого достаточно лишь одной вашей просьбы.

– Извините, хазрат, но мечеть – приют для живых, могила же – последний приют для усопших, и я не хотел бы подводить под ними одну черту, – улыбнулся старик. Он указал взглядом на наполненную деньгами плошку. – А эти деньги… Они, надеюсь, уже никогда мне не понадобятся, ни здесь, ни там тем более… Так что возьмите их, для вас они лишними не будут. Ну а мне… мне, я чувствую, пора. Полночь уже близка, да и дорогу осилит лишь идущий…

Старик резко встал, но тут же пошатнулся и упал, ударившись перевязанной рукой о землю. Из его груди вырвался тяжёлый стон.

Мулла и подбежавшая к нему жена осторожно подняли старика и усадили на место, придерживая его с двух сторон.

– Нет, нет, уважаемый, вам нельзя никуда идти! – требовательно и решительно сказал мулла. – Вы больны, вам следует хорошенько отдохнуть и подлечиться. Переночуете сегодня у нас, а утром видно будет.

– Не уходите, абзый, пожалуйста, не уходите! – заплакала жена хазрата. – Вон и птичка ваша тревожно заметалась в клетке, будто беду близкую чует!