У Гюнтера поинтересовался, как пополнение, на что тот скривился, но ответил, что ничего, учится.

– Хорошо, Гюнтер, подготовь двух парней посмышленей и двух ветеранов, они недели через две мне понадобятся, хочу отправить их в Кентию с письмом, да кое-что отвезут туда. А сейчас, как будешь идти, позови ко мне Мирко и Шорто.

Когда ушел Гюнтер, я достал чертеж пушки и принялся в очередной раз изучать его, убеждаясь что все правильно. В дверь постучали, и показалась голова Стена.

– Ваше сиятельство, к вам кузнецы.

– Пусть заходят, – разрешил я. – Вот, посмотрите, что надо отлить из бронзы.

Кузнецы вертели чертеж и так и этак, чесали лбы и затылки и что-то пытались найти на потолке. В конце концов решились, и Мирко сказал, что сделают.

– Одно уточнение, – сказал я. – Берете восемьдесят девять мер меди и одиннадцать мер олова и из этой бронзы льете эту пушку. Все понятно, мастера?

– Да, ваша светлость, все так и сделаем.

Я махнул рукой, отпуская их. Посмотрим, что они там нальют. Прокричал Стену, чтобы позвал Ульха.

Через неделю делали первую плавку стекла, лили на расплавленное олово, в готовую форму, несколько которых приготовили кузнецы. И у нас получилось, стекло было чистым, ровным и прозрачным, с очень небольшим зеленоватым оттенком, и то если приглядываться.

Старшим среди стекольщиков как-то само собой стал один из недавно прибывших гончаров, у него было просто интуитивное чутье температуры и самого процесса литья стекла. Вначале все тщательно измельчали, поташ вываривали несколько раз. Кузнецы сделали по моим чертежам валки, через которые пропускали все ингредиенты, превращая их в пыль, только после этого закладывая их в ванну. Все, кто работал на производстве стекла, принесли мне клятву молчать о том, что они тут делают, и теперь любого, кто ее нарушит, я мог убить без зазрения совести. Все, конечно, делалось медленно и не спеша, но делалось хорошо и качественно, размер стекла был пока небольшой, где-то сорок на шестьдесят, но листы один в один и толщиной пять миллиметров.

Через несколько дней я отобрал несколько лучших листов стекла, приказал отнести его в мою лабораторию, в которую превратил небольшую комнату на первом этаже, в самом дальнем от входа коридоре. И приступил к нанесению амальгамы из нитратного серебра, предварительно тщательно вымыв и один лист стекла разрезав на более мелкие. Разложив листы, осторожно налил на них нитратное серебро и ушел из комнаты, тщательно ее заперев. Все, завтра посмотрим результат, пусть кислота испарится.

Следующий день принес мне очередную радость: все, абсолютно все зеркала получились. Словно кто-то ворожит мне – и стекло выходит на загляденье, и зеркала, и ведь я никогда этого не делал, всего лишь знал технологию. Вызвав Ларта и показав ему небольшие зеркала, дал ему чертеж обрамления и попросил вместе с кузнецами отлить его как можно скорей. Сказать, что Ларт, увидев зеркало, был поражен, то это просто ничего не сказать – он его чуть не облизывал. И с этой стороны посмотрит, и с той.

– Ваше сиятельство, как же вы это сделали? – спросил он.

Видя его реакцию, я засмеялся.

– Через несколько дней я тебе все расскажу, а сейчас не вздумай проболтаться о том, что ты видел. Хочу сделать сюрприз. И я тебе не приказываю, а просто прошу.

Через пару дней, я пригласил к себе в полдень Ильми и предложил ей немного потерпеть, пока я наложу на нее макияж – это слово я специально произнес по-русски, и Ильми стала у меня выспрашивать, что это такое.

– Вот потерпи немного, и ты все узнаешь, – сказал я и приступил к священнодействию.

Зря я, что ли, несколько дней бился над тушью, губной помадой и тенями! Если все получится, то это просто золотая жила! Ильми сидела и терпела. Видеть себя она не могла и просто сгорала от любопытства. А я еще и все предметы и косметику прятал за ее спиной и не разрешал вертеться. Полчаса, всего лишь полчаса я затратил на все манипуляции, потом попросил ее закрыть глаза и, достав из-под подушки зеркало и держа его напротив ее лица, сказал, что можно смотреть.

Открыв глаза, она вначале побледнела и отшатнулась, потом вытаращилась и, долго не отрываясь, смотрела на себя, даже не моргая. Наконец подняла на меня глаза и спросила:

– Это я? А ты волшебник, который пришел очаровать меня и потом исчезнуть навсегда?

– Ильми, ну что ты говоришь! Я ведь так старался, очень хотел тебе сделать сюрприз и подарок.

Она встала со стула, на котором сидела, прижалась ко мне и прошептала:

– Ты сам подарок! – Потом вдруг у нее резко изменилось настроение, и уже весело она проговорила: – Я не могу тут сидеть, меня все должны видеть!

Я протянул ей зеркало.

– Иди покажись, пусть все умрут от зависти.

– Я не могу взять это. – Она спрятала руки за спину. – Это стоит очень и очень дорого.

– Бери, бери, это и есть подарок для тебя.

Наконец она несмело взяла зеркало и, прижав его к груди, выскользнула за дверь. Я сидел и улыбался как идиот: сюрприз удался, Ильми и так красива, а когда я ее чуть подкрасил, она просто стала неотразима.

– Стен! – проорал я. – Принеси холодного вина и сыру! Буду праздновать, а то что-то подустал я в последнее время.

Стен прилетел с кувшином вина и подносом тонко нарезанного сыра и копченого мяса.

– Принеси еще бокал и позови Ларта, – попросил я Стена, и тот снова убежал.

Пока пришел Ларт, я уже успел один бокал выпить. Вообще-то к спиртному я был равнодушен – что в прошлой жизни, что сейчас. Просто вот захотелось мне посидеть и ничего не делать, ну, может, обсудить пару вопросов с тем же Лартом. Иногда так на душе тоскливо, а тут даже просто поговорить не с кем. Ни друзей, ни родственников – нет, номинальные родственники есть, но я их не видел никогда, пусть в памяти Алекса их образы и сохранены. Зато врагов хватает, не успеваю отмахиваться от их назойливого внимания. С Ильми отношения тоже какие-то странные, то она заглядывает мне чуть ли не рот, выполняет любую просьбу и поручение, то свернется, как еж, выставив колючки, и не подходи.

Наконец пришел Ларт, оторвав меня от грустных рассуждений. Усадив его напротив, я налил ему и себе вина.

– Рассказывай, что там с отливкой гербов и оправ под зеркала.

– Ваша светлость, – тут же начал он, – все отлили, сейчас убираем заусенцы с узоров, карета полностью собрана, и я завтра хотел уже крепить гербы на двери.

– Ты пей, пей, – пододвинул я к нему бокал. – Не стесняйся, бери сыр или мясо. Через несколько дней я тебя отправлю в Кентию, отвезешь письмо от меня к отцу, повезешь туда подарки и карету – это тоже подарок. Если там тебя будут расспрашивать, обо всем можешь рассказать только отцу, а он сам решит, кто, что и сколько должен знать. В Кентии ты будешь два дня, на третий возвращайся, на обратной дороге завернешь в империю и заберешь свою мать и сестер. С тобой отправлю четырех дружинников, но ты старший. Ни во что не ввязываться – это приказ. Купишь карету для семьи и заберешь инструмент, ты тут уже кое-что купил и еще тот привезешь, смотри сам, какой лучше.