Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потом он умер.
– Как вы это сделали?
– Ну а как я могла это сделать? Убила, и все.
– Это я понял, – продолжал комиссар, стараясь сохранять спокойствие. – Я просто хотел, чтобы вы объяснили мне, что именно вы сделали, чтобы его убить. Я имею в виду ваши физические действия. Мы со всей тщательностью провели вскрытие тела вашего мужа, и мне интересно знать, как конкретно вы осуществили убийство…
Тереза вздохнула, обессиленная, замкнувшаяся в себе, неподвижная. Только грудь поднималась и опускалась при ее дыхании. Она не отвечала. Фонтана подождал. Николь за ними наблюдал. Темп беседы внезапно замедлился, как будто кто-то резко нажал на тормоз. Спустя некоторое время Тереза подняла голову и с едва заметной отчаянной улыбкой произнесла:
– Мне помогли.
– Кто?
– Я не могу вам сказать.
– Почему? Вы обязаны. Вы обязаны говорить правду.
– Потому что вы не поймете.
Фонтана что-то буркнул себе под нос. Казалось, ему не хватает воздуха.
– Как это – я не пойму? Об этом судить мне самому. А вам нужно говорить правду.
– Я и говорю.
– Нет, вы ничего не говорите. Вы утверждаете, что я не пойму.
– Вы ведь не из этих мест, так? – спросила Тереза задумчиво.
Комиссар не поверил своим ушам и махнул рукой, призывая Николя в свидетели.
– Что это значит? О чем вы говорите?
– Вы не из этих мест. Откуда вы?
– Из Версаля. Но какое это имеет значение? Мадам Жюган, как вы думаете, где вы находитесь? Здесь я задаю вопросы. И делаю это ради вашего блага. Как мне кажется, вы не имеете ни малейшего представления о том, о чем пытаетесь нам рассказать, вы играете с огнем и рискуете в нем сгореть.
– Как ведьма…
– Вот именно, – задыхаясь, проговорил Фонтана. – Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, это в ваших же интересах. Как вы убили или попросили убить вашего мужа?
Тереза посмотрела на Фонтана, который нависал над ней:
– Вы не сможете понять. Вы не местный.
– Да в конце-то концов! Что это за глупости? Вы переходите все границы. Я…
Фонтана вдруг замолк. Он знал, что проявлять гнев во время допроса – не самый удачный способ добиться нужного результата. Тут нужно лавировать, идти в обход, подготавливать почву, отступать, переспрашивать. Он вышел из себя, хотя знал, что это ни к чему не приведет.
– Мадам Жюган, не стоит так нервничать, – снова заговорил он сладчайшим голосом. – Вы говорите, что я не смогу понять вас, потому что я не бретонец. Ведь так?
– Так, – ответила упрямая Тереза.
– Хорошо. Значит, для вас не будет затруднительным поговорить с присутствующим здесь лейтенантом Пьером Николем: он стопроцентный местный парень.
Под взглядом Фонтана, в котором еще чувствовалась угроза, Тереза присмирела. Он сделал знак Николю и тихо сказал:
– Выжми из разговора все, что сможешь. В любом случае это лучше, чем ничего. Хотя я не верю ни одному слову из того, что она тут наболтала. И помни: признания недостаточно. Я хочу понять.
Потом он встал и собрался уже уходить, когда Николь удержал его за руку:
– Снимаем посты проверки документов?
– Ни в коем случае, – возразил комиссар. – Всему свое время. Мне нужно еще несколько дней, а пока, ради всего святого, продолжайте проверку документов.
* * *
С началом школьных каникул начиналась привычная суета. Из Лорьяна и Ренна прибывали многочисленные туристы и на личных килевых яхтах по триста тысяч евро бороздили водные окрестности острова. И как только у них так получается, что им непременно нужно попасть в контору начальника порта за десять минут до обеденного перерыва? Загадка. Было двадцать пять минут первого, и Рене Ле Флош возился со своими графиками движения судов и оформлением документов для адвоката из Ренна, с которым он виделся всего два раза в год. Ле Флош держался безупречно. Он никогда и ни на кого не повышал голоса. Обладатели модных игрушек всегда с высокомерным видом платили наличными, а здесь, на Бельце, выручка всегда была кстати. Капитан закрыл лавочку без десяти час, надел дождевик и побежал в направлении переулка Роз. Но пошел не домой, а свернул направо, на улицу Тюдон, и, пройдя сотню метров, оказался у высокой каменной стены, изъязвленной лишайником. Ле Флош постучал в ветхую деревянную калитку, и низкий голос велел ему войти.
Сразу за оградой начинался огород с ровными прямоугольными грядками, обрамленный кустиками самшита и разлинованный неширокими мощеными дорожками. Тщательно обработанные земляные холмики застыли в ожидании очередного весеннего сева. В глубине двора притулился сарай, рядом бил фонтанчик и стояла каменная скамья. Между двумя дорожками крупный мужчина, согнувшись, сосредоточенно рыхлил землю старенькими граблями.
– Рене, какой добрый ветер занес тебя ко мне?
– Отец Лефор, мне нужен ваш совет.
Аббат отряхнул руки, черные от земли, и прислонил грабли к сараю.
– Идем.
Лефор и Ле Флош вошли в кухню дома священника.
– Вы слышали новости о Терезе Жюган?
– Нет, – отозвался аббат, тщательно намыливая руки.
– Она сдалась полиции.
– Откуда ты знаешь?
– Она сказала моей жене. Она чувствовала себя виновной в том, что случилось с Пьерриком. Этот груз был для нее непосильным, и она решила признаться. Так мне сказала Мартина.
– Она заявила, что убила Пьеррика? – в растерянности спросил аббат.
– Я бы не удивился. Мы с женой очень любим Терезу. Она уже столько пережила, а теперь на нее свалилось такое. Это несправедливо по отношению к ней.
– Да, – вздохнул священник. – Настоящая трагедия.
– Я хочу чем-то ей помочь, но не знаю как, – продолжал Ле Флош. – Поэтому я к вам и пришел.
– Ты все правильно сделал. Садись.
Аббат указал ему на скамью возле камина.
– Что еще тебе известно?
– Ну, еще Мартина рассказала мне, что Тереза обижалась на Пьеррика: он плохо с ней обращался. Не знаю, известно ли вам, что…
Аббат грустно кивнул.
– Однажды вечером он вел себя хуже обычного. Они подрались, она упала на пол, из головы у нее текла кровь.
– Господи…
– Она говорила моей жене, что в тот вечер так на него разозлилась, что пожелала ему смерти. Когда несколько дней спустя Жюгана нашли мертвым, она решила, что это случилось по ее воле. Не знаю точно, что Тереза сказала полицейским, но ее могут обвинить в убийстве и посадить в тюрьму до конца жизни.
– Они разберутся, вот увидишь.