– Да такое сплошь и рядом случается. Подумаешь, женщина бросила! – проворчал Марк.

– Ну не знаю, – ответил Лестреан. – Думаю, он ее любил. Как бы то ни было, но он не отдалился от нее даже после того, как она вышла замуж. Все знали, что Жюган поднимал руку на жену. Как на это реагировал Ле Шаню? Честно говоря, представления не имею. Я не обвиняю Антуана, но это одна из версий.

– Полиция в курсе их отношений? – спросил Марк.

– Ле Шаню они даже не допрашивали.

Венель повернулся к небольшому деревянному комоду и достал оттуда вторую бутылку мюскаде.

– Допустим, убийство совершил Ле Шаню, – снова заговорил Венель. – Этим мы не можем объяснить странный, мягко говоря, характер преступления. Если он хотел взвалить вину на Марка, зачем было совершать такое загадочное убийство, которое сложно раскрыть? Почему бы просто не ударить ножом, оставив несколько улик, чтобы облегчить работу полиции? Он мог запросто стащить у тебя зажигалку, пачку сигарет или еще что-нибудь и оставить на месте преступления.

Лестреан присоединился к рассуждениям Венеля:

– А может, он и собирался, только у него ничего не вышло…

– Самое удивительное, что на Марка никто не донес в полицию, – заметил Венель.

– Тут все просто, – подхватил Лестреан. – Марк – подозреваемый номер один. Но все же знают, как был убит Жюган, и понятно, что такой тощий паренек не смог бы проделать все это в одиночку. В умах началось брожение, и вскоре возникла версия Анку. Другими словами, что этот неизвестно откуда взявшийся молодец, вероятно, владеет даром. А дальше происходит смена декораций. Если у Марка дар, то он, стоит ему ухо почесать, сможет кого угодно укокошить на этом чертовом пляже. Такая вот складывается картина.

– Не выдают меня полиции, потому что боятся? – недоверчиво уточнил Марк.

– Можно и так сказать, – вздохнул Лестреан. – Испокон веков людей, обладающих способностью вызывать Сатану, боялись больше, чем священников, даже больше, чем самого Бога. Им приписывают власть над жизнью и смертью. Такие люди могут одним взглядом обречь на гибель своего врага. Представь себе, Марк, что кто-то может вот так, – Лестреан щелкнул пальцами, – решить, жить тебе или умереть, одной лишь силой мысли может послать приспешника Сатаны отрезать тебе голову и разбросать твои кишки по пляжу, как будто ты напоролся на мину. Если бы ты в это верил и подозревал, что у кого-то имеется такая власть, ты хорошо бы подумал, прежде чем доносить на него в полицию, хоть его физиономия тебе совсем не симпатична.

– Чушь какая-то, – фыркнул Марк. – Это смешно! Еще три дня назад я знать не знал, кто такой Анку.

Лестреан своими костистыми пальцами почесал макушку, а Венель тем временем опрокинул залпом шестой стакан вина.

– Анку – это имя, которым мы его здесь называем. Лукавый, он вездесущ.

– Все это не помогает нам понять, как действовать дальше, – сказал Венель. – Однако я должен напомнить вам, друзья мои, что время не ждет.

Он встал, тем самым выражая намерение закончить собрание. Он попросил Лестреана собрать информацию о Ле Шаню и Терезе. Марку посоветовал сохранять спокойствие и вести себя тише воды ниже травы. Что касается его самого, то он предположил, что истина скоро предстанет у них перед глазами, хоть пока что-то и не сходится. Он сказал, что чувствует, что в самое сердце механизма попала песчинка и что нужно найти ошибку, не дающую им прийти к цели. Эту миссию он возложил на себя. Она была как раз по его части, потому что, даже если Венель не знал, что ищет, он имел четкое представление о том, где найти ответ. В том месте, которое он знал лучше, чем кто-либо другой, и которому посвятил свою жизнь.

* * *

Стоя на фальшборте, Марк потерял равновесие, выпустил из рук контейнер с макрелью, и половина рыбы вывалилась в воду у причала. Пластиковый ящик, упав на доски, подскочил, и вторая половина улова рассыпалась по палубе, а несколько скользких рыбин долетели до самого мостика. Карадек, пунцовый от ярости, осыпал своего матроса градом ругательств. Он проснулся со страшной болью в спине, пронизывающей позвоночник от шеи до поясницы, и, пока они ходили в море, она не оставляла его в покое. Он ужасно мучился и морщился при малейшем движении. Пытался хоть как-то пристроиться на сиденье в рубке, но напрасно, и, поскольку был не в состоянии перемещаться, ему пришлось переложить на Марка все дела, от подъема кранцев до поворота траулера, – кроме поддержания курса, требовавшего гораздо меньших усилий. Хотя Марк мужественно со всем этим справлялся, патрон орал на него целый день.

– Где его носит, проходимца?! – завопил Карадек, высунувшись из своей крошечной рубки. – Вечно его нет, когда нужно…

Суда стояли на разгрузке, порт привычно бурлил. Рычали моторы, выбрасывая клубы сгоревшего топлива. Штабеля ящиков на молах быстро росли. Между причальными столбами и планширями траулеров протянулись канаты, словно нити гигантской паутины. Матросы перекрикивались до хрипоты – Папу среди них не было.

– Давай складывай все поживее и соображай, что делаешь, а не то отправлю тебя к твоим приятелям грекам!

Они закончили разгрузку самыми последними. Когда Марк вернулся с рыбной биржи и принес чек, Карадек ждал его в пикапе, скрючившись, как виноградная лоза, и яростно затягиваясь сигаретой.

– Ну что, поехали?

– Вы поезжайте, а я схожу к Папу, – произнес Марк, протягивая Карадеку чек. – Он не пришел, и это выглядит странным.

Карадек, не сказав ни слова, захлопнул дверцу с таким гулким стуком, точно это был не автомобиль, а консервная банка, и скрылся в облаке пыли.

Марк сломя голову понесся к жилищу Папу. Он обошел его справа, через густые заросли кустарника. На закрытых ставнях сидело штук шесть серых улиток, казавшихся наростами на трухлявом дереве. Марк постучал в дверь, но ему никто не ответил. Он еще раз постучал, и ему отозвался только ветер, прошелестевший в кронах кипарисов. Марк заглянул в щель между ставнями, но внутри все утопало во мраке. Он отошел от стены, шагнул к двери, вытянул руку, чтобы в последний раз постучать, но тут дверь сама собой приоткрылась. Марк дернул створку на себя, и темноту пронзил сноп света. Перед ним стоял закутанный в одеяло, до крайности отощавший Папу и смотрел на него усталым взглядом.

– Папу!

– Дверь закрой. Пожалуйста.

Марк затворил дверь, и в комнате снова стало темно.

– Что случилось? Почему ты не в порту?

Лицо Папу – мертвенно-бледное, насколько мог судить Марк, зрение которого не сразу привыкло к кромешной тьме, – ничего не выражало. Он и на вид стал более хрупким, чем прежде, – руки тощие, щеки ввалились. Марк мог бы поклясться, что у парня появились седые волосы.

– Ты закрыл дверь на ключ?

Марк обернулся и проверил замок.

– А теперь отвечай, – велел он. – Что с тобой?

Папу медленно открыл рот: он с трудом шевелил дрожащими губами. Зрачки его были расширены. Казалось, тяжкая правда парализовала его лицевые мускулы и в его горле застряла чудовищная тайна. Но Марк продолжал напирать, держа Папу за плечи и глядя ему прямо в глаза.