Мертвое тело Жюгана оставалось для него неразрешимой загадкой. Обезглавленное и выпотрошенное, как тушка кролика. Господи боже мой, кто мог такое сделать? По крайней мере, у кого хватило бы на это физической силы? Вдобавок такие странные обстоятельства: пляж, раннее утро, все тело в водорослях… Уму непостижимо. Ни один убийца, обладающий хоть каплей здравого смысла, не будет совершать преступление таким образом. Когда непрестанно стучишь в запертую дверь, единственное, что остается, – отыскать мотив. Фонтана убеждал себя, что только так он размотает этот клубок. Если он не может понять логики самого преступления, нужно искать ее в мотивах убийцы. Кто-то возненавидел беднягу Жюгана, и до того сильно, что ранним утром на пляже порезал мужика на куски. Оставалось разобраться почему. Если бы он узнал, что побудило убийцу на столь отчаянный шаг, то вычислил бы его, а дальше все бы само сложилось. Именно с этой позиции он допрашивал свидетелей; искал ту трещину, которая точно существовала в отношениях между Пьерриком Жюганом и одним из этих чертовых моряков с Бельца. Но к настоящему моменту ему так и не удалось найти ничего заслуживающего внимания.

– Комиссар! Комиссар…

Фонтана почувствовал чье-то прикосновение к рукаву своего пальто. Подняв глаза, он увидел перед собой лейтенанта Николя, запыхавшегося, с выпученными глазами и такого наэлектризованного, будто он еще с утра сунул пальцы в розетку и приклеился к ней навечно.

– Комиссар, – повторил он тихо, как будто пытался вывести Фонтана из глубокого сна.

– А?

– Я вас искал. У нас новости.

– У меня тоже, – ответил Фонтана, словно стряхнув с себя оцепенение и обретая ясность мыслей. – Я наконец придумал, как продать журналюгам бельцскую историю. Мы в два счета выберемся из этой задницы. Преподнесем им чудный подарок с бантиком, и они набросятся на него как саранча – вот увидишь…

– Выслушайте меня, это срочно, – упрямо проговорил Николь.

Фонтана сердито поморщился. Он внимательно взглянул на лейтенанта и обнаружил, что лицо у него какое-то не такое, как обычно. Эту физиономию он знал уже довольно хорошо, но, похоже, сейчас она и вправду удивила его своим видом. Фонтана улыбнулся. Высокий барный табурет добавил ему сантиметров десять, и теперь он смотрел своему подчиненному прямо в глаза – пожалуй, впервые.

– Комиссар, жена жертвы… Вы помните, о ней говорил наш первый свидетель. Или второй, уже не помню.

– И что?

– Мы ее допросили. Она призналась.

– В чем?

– В убийстве. Сказала, что это она убила мужа.

– Издеваешься?

– Нет. Она у вас в кабинете. В ее показаниях сплошные нестыковки, к ним лучше подходить с осторожностью, но…

– Что «но»?

– Это ведь признание.

Фонтана сполз с табурета, порылся в кармане, бросил две монеты на стойку и поспешно вышел из кафе «Пор-Луи».

Пятью минутами позже он уже открывал дверь в свой кабинет и, войдя, бросил пальто на спинку кресла.

Николь сделал знак выйти полицейскому в форме. Он взял распечатку показаний Терезы Жюган и подал ее Фонтана. Тот пробежал глазами по строкам, потом внимательно взглянул на женщину. Она сидела перед ним в сером плаще, который даже не удосужилась снять, и смотрела в пол.

– Мадам Жюган, комиссар Фонтана, я руковожу расследованием убийства вашего мужа.

Тереза медленно подняла на него взгляд.

– Вы заявили лейтенанту Николю, что якобы виновны в смерти вашего мужа. Это так?

Тереза утвердительно кивнула. Фонтана выпятил челюсть и обменялся с лейтенантом тревожным взглядом.

– Мне хотелось бы знать, мадам Жюган, отдаете ли вы себе отчет в том, насколько серьезно подобное заявление.

Тереза не ответила. Она уставилась покрасневшими глазами на комиссара, потом на лейтенанта и снова на комиссара. Несмотря на морщинки на лбу и слегка расплывшуюся фигуру, она выглядела еще вполне привлекательно. Ее живой взгляд свидетельствовал о потрясающей душевной стойкости перед лицом событий, которые она переживала.

– Мадам, вы заявили, что убили своего мужа. Когда вы подпишете свои показания, вас возьмут под стражу, отправят в тюрьму, потом вы предстанете перед судом присяжных и будете осуждены за умышленное убийство. Какие бы данные ни представило следствие – разве что будет доказано, что вы склонны к фантазиям, – ваше признание автоматически повлечет за собой приговор. Вы понимаете, о чем я?

Тереза сидела, застыв в напряжении. У нее пересохло в горле и изо рта вылетали едва различимые звуки.

– Его убила я, – проговорила она, сжав кулаки.

– Ладно, – вздохнул Фонтана и откинулся на спинку кресла, держа в руке показания Терезы. – Вы здесь говорите, что муж избивал вас и по этой причине вы его якобы убили… Так оно и есть?

– Да.

– Как долго он наносил вам побои?

– Три года. С тех пор, как у него пошли плохо дела.

– Вы хотите сказать, в финансовом смысле?

– Да, – сдавленным голосом подтвердила Тереза. – Поначалу… он таким не был. Но море взяло его за горло. Он уже не справлялся. Работал как каторжный, скажу я вам, но ему едва хватало денег на то, чтобы покрыть наши расходы. Бывали месяцы, когда после всех его выплат нам не на что было жить.

– Он пил?

– Да. Ходил в бар три раза в неделю, а в последнее время почти каждый день.

– И когда он напивался, он поднимал на вас руку…

– Да. Он бил меня. А еще, возвращаясь из бара, он заставлял меня… он брал меня силой.

Фонтана знаком показал, что понимает.

– Вот за это вы его и убили.

Тереза разрыдалась. Она обхватила голову руками.

– Однажды вечером… это было незадолго до его смерти… он пришел домой совершенно пьяный. Еле держался на ногах. Устроил внизу адский шум. Включил телевизор на полную громкость. Меня разбудил. Я спустилась, и мы поссорились. Я сказала ему, что он слишком много пьет, что это плохо кончится. Ну, слово за слово…

Голос Терезы дрожал.

– Он тогда пошел на кухню и вернулся со сковородкой. И меня ею ударил. Изо всех сил. Думала, он меня убьет. Такое случилось в первый раз, месье комиссар. Впервые он ударил меня каким-то предметом.

– И вы решили, что дальше будет только хуже?

Тереза помедлила и снова заговорила:

– Да. В тот вечер и я правда думала, что он меня убьет. Я сказала себе: сегодня он взял сковородку, а в следующий раз возьмет нож. Я лежала на полу, вся в крови. Ее было так много: на волосах, на лице, на одежде… Я выла про себя, кричала: пусть бы он умер! Сдохни, мерзавец, сдохни… Так я и сказала. Слово в слово, месье комиссар.

– А потом? – спросил Фонтана.