– Серёш, – и, что-то сказав подругам, отделилась от них в мою сторону.

Впервые в жизни я чувствовал себя неуютно без цветов.

– Ну как тебе? – мне показалось, что она подставляет щёку для поцелуя, а я не решился в присутствии пусть и удаляющихся её подруг.

– По-моему я была сегодня неплоха, – строго сказала она и засмеялась звонко.

– Да, – подтвердил я, – да… Видишь, – развёл я руками, – цветов я не купил. Значит, буду держать тебя…

Тем временем мы вышли на набережную. Она находилась сразу за оградой.

– Ты хочешь гулять или сидеть? – спросила она. – Если сидеть – я тут место одно знаю…

– Пойдём пока, – миролюбиво предложил я.

– Ага! – согласилась она. – Только в другую сторону…

В другую сторону по набережной в это время никто не ходил, и не было риска быть замеченными.

Немного отойдя от театра, она взяла меня под руку.

– Хочешь коньяка? – вдруг предложила она. Как будто вспомнила о том, что можно его заполучить прямо сейчас.

– Да, – вырвалось у меня. Потому как я думал о коньяке ещё в антракте. И ещё потому, что надо было рассеять некоторую угловатость в общении – хотя она вполне рассеется сама, но хотелось сделать это как можно быстрее.

– НЗ! – говорит.

Я поднял брови! Вряд ли она ходит с таким НЗ каждый день…

– Нет… – рассмеялась. – В театре всегда есть. Мало ли что… Сегодня я взяла, завтра кто-то ещё…

– Стаканов нет, – растерялся я.

– Нет! – согласилась она. – Значит будем так, из горлышка. У меня конфеты есть.

Готовясь к свиданию, невольно что-то себе сочиняешь… Прикидываешь, о чём можно поговорить, чем удивить, например. И всё это хорошо и прекрасно до первого поцелуя. Дальше – полная импровизация.

Вот после глотка коньяка… мы и перешли к импровизации.

– У тебя чёлка пахнет табаком…

– С Точилиным в курилке сидела. Я без тебя не курю.

– А со мной?

– А с тобой… С тобой… и курю тоже… – погрустнела вдруг.

Я дал ей сигарету. Она обняла меня и прижалась лицом так, что я видел только её макушку, а слова её доносились глухо:

– Я хочу задать тебе глупый вопрос: почему мы не встретились раньше, а? Не отвечай, – оборвала, – это я так… – вдруг отодвинулась от меня. – Пойдём…

Мы молча перешли Фонтанку по мосту, я узнал собор Николы Чудотворца на том берегу. Самое трудное в этом городе для меня до сих пор – связать исторические места одно с другим.

Я расспрашивал её о театре. Наверное, задавал дилетантские вопросы, поскольку отвечала она односложно и иногда насмешливо.

Я сказал ей про Точилина. Так меня поразил этот экземпляр. Она задумалась, потом произнесла:

– Он отвратителен. Даже несмотря на то, что гениален. Представь себе, скажем, Поэта С.

– Почему С.? – спросил я, думая, что она на меня намекает.

– Ну поэтессу О. – не важно. Актера Ж. Гения, в общем… – заключила, смеясь. – Ну и вот этот гений живёт с тобой в соседней комнате. Он пьёт, но он гений – ему позволительно немного нарушать. До утра он орёт пьяным голосом арии или монологи. Ладно – гений. Но когда он начинает гадить у тебя под дверью и подворовывать мелочь из твоей висящей в прихожей шубы… Заметь, потому, что он гений, ему позволено, а не потому, что он пьяница и вор. Ну вот, так и тут…

– Что, гадит под дверью? – рассмеялся я.

– Да пока ещё нет, – отвечает Оля, – но отношение, да и ощущение такое, что скоро будет…

Мы шли вдоль впадающей в Фонтанку речки, впереди, далеко ещё, голубел собор.

Она держала меня под руку и иногда, когда мы чуть сближались, я чувствовал её женскую, притягательную тяжесть.

Я никак не мог заговорить с ней о том, о чём говорить неудобно. Точнее, неудобно называть вещи, о которых надо было говорить, своими словами…

– Видишь, – осторожно начал я, – у меня теперь Паша прописался…

– Да… – эхом отозвалась она, и непонятно было, насколько ей важна эта информация. Потому опять замолчали.

– Я маленькая? – вдруг спросила она невпопад.

– Для меня вы все маленькие, – пошутил я с высоты своего роста.

– Серёш, ну я ведь не то…

– Нет, – подумав, произнес я, – просто Артём для тебя слишком взрослый, – жестоко ответил я на её настоящий вопрос и испугался ответа. Испугалась ответа и она.

– Ты тоже так считаешь? – она остановилась и повернулась ко мне. В её влажных глазах блестели наполненные Фонтанкой, наверное, надутые ветром слёзы. Не нарисованные, а настоящие слёзы.

Потом опять, через долгое время, пришлось импровизировать…

Мы глотнули ещё коньяка. Мы уже всё поняли друг о друге, но язык так и не мог произнести тех слов, которые казались очевидными. Какие-нибудь ключи у подруги казались мерзостью.

– А поехали в Кавголово! – вдруг предложила она. Даже не предложила – выпалила…

– Это что? – спросил я.

– Артёмка уедет на три дня в Петрозаводск на майские. Он каждый год туда укатывает – у него там родственники. А мы соберёмся и поедем.

– Куда? – я пытался говорить спокойно, но ненужный ком так и подползал к горлу.

– Это озеро… Недалеко. Мы там заберёмся в самую глушь и будем палить костёр.

– У тебя же ребенок… – фальшиво озаботился я.

– Веньку оставлю на бабушку…

И я поцеловал её ещё и ещё… В данном случае проявленная инициатива была лучшим подарком.

– Дай сигарету.

– Привыкнешь, – попытался отговорить её я.

– Возможно…

Мы спустились к воде. Набережная делала спуск, и из её мощной груди торчали огромные кольца для лодочных канатов.

Она курила, глядя вдаль, молчала так, словно размышляла о чём-то…

Начинало темнеть.

– В следующий раз мы дойдём до Калинкина моста. Это там, – протянула она руку. – Там я жила в детстве…

– Я там был, – ответил я, – и встретил чиновника, ищущего какой-то утащенной шинели…

– А, ты знаешь… Ты молодец… – помолчала. – Как ты вообще живёшь, Серёш? Я же ничего не знаю о тебе, а?

– Я люблю порядок и тишину, – ответил я. – Не люблю запахи чужих людей и пить с кем попало. Вот помидоры выращиваю на подоконнике… Если Паша их теперь табаком не погубит…

– А ты?

– А я курю в балкон, – рассмеялся я. – Ну ты же видела этот балкон…

– Видела, – прозрачно повторила она, – для гномов.

Тяжёлая вода с плюханьем облизывала гранит. Она выкинула сигарету и снова прижалась ко мне. И только один свидетель наблюдал за нами и обнимал нас, прятал от чужих взглядов. Незнакомый город начинаешь любить тогда, когда в его историю ты вписываешь страничку своей…