Если получится, я буду повинен в убийстве сотен тысяч наших сородичей.

На мою совесть ляжет гибель Винневры и Райзера.

Боевой сфинкс летел зигзагами выше и вдоль ленты. Утонув в сером кресле, я не ощущал неудобств, когда мы резко меняли направление, окунаясь в атмосферу, выскакивая из нее, как летучая рыба из воды, выписывая петли и оставляя за собой инверсионный след.

Вскоре мои слабость и оцепенение сменились отрешенным, холодным любопытством.

Мне стало все равно.

Я любовался колесом. Краевые стены были толстыми, ландшафты между ними – пропорционально широкими, коричневыми или зелеными, гористыми или плоскими, выжженными или оголенными до основания.

Мы пролетели над тем, что могло стать ложами морей или огромных озер. Фундамент понижался, создавая обширные и относительно мелкие впадины, либо поднимался, образуя неровный рельеф, наводящий на мысли о том, что Предтечи намеревались укрыть его почвой и скалами.

Ореол не был закончен, его потенциал никогда не использовался в полной мере. Кольцо было спроектировано так, чтобы вместить гораздо больше живых существ – людей и, возможно, обитателей сотен других миров, – как только изучение Потопа, осуществлявшееся Архитектором, возобновится.

Либо это Создательница, заключившая сделку с дьяволом, надеялась построить как можно больше заповедников и спасти как можно больше форм жизни вопреки спланированной Архитектором волне разрушений.

– Один час до столкновения, – объявил смотритель.

Из его голоса исчезло всякое сходство с тоном Фортенхо. Лорда-адмирала при желании можно было подавить.

Сфинкс доставил меня – нас – к большому клину с плоским верхом, выпирающему внутрь земель из краевой стены. На первый взгляд это треугольное сооружение имело почти пятьсот километров в основании, где оно сливалось со стеной, и четыреста километров от основания до вершины. Повсюду, кроме вершины, внешняя поверхность клина выглядела однообразно ровной. Надвигающаяся планета заливала его бледно-розовым сиянием, похожим на последний свет сумерек.

Когда мы начали снижение, на вершине клина стали заметны мельчайшие тени – конструкции, которые все увеличивались; и наконец я убедился, что они огромны – дюжина километров минимум. Тонкая дуга, похожая на верхнюю часть лука, тянулась по вершине и исчезала за ней. С конца этого лука спускались тонкие тросы, поддерживая еще один комплекс сооружений, каждое из которых могло бы вместить в себя небольшой город.

Фортенхо, возникший слева, смотрел не наружу через иллюминатор, а на меня, с пугающей сосредоточенностью.

– Скажи, что ты видишь, юноша, – попросил старый дух.

– Это командный центр, – рискнул предположить я.

– Верно, – подтвердил он с гордостью, будто экзаменовал сына, который показывал хорошие результаты. – И не просто командный центр, а Картограф, ядро данных о структуре колеса. Мятежные Предтечи вывели из строя автоматизированные системы управления Ореолом, прежде чем погибли от инфекции. Остался только Картограф, но этого будет достаточно.

Трое смотрителей расположатся здесь, чтобы передавать расчеты Картографа всем остальным. Они смогут получать от нас сигналы, но в остальном будут практически слепы и глухи, что значительно усложнит нашу работу. Однако…

Изображение заколыхалось и пропало. Вернувшись, Фортенхо казался взволнованным и даже расстроенным, если только для него, вдвойне изолированного от живых, такое было возможно.

– На один из вопросов мы вот-вот получим ответ, – сказал он. – Крепись, юноша. Мы не будем заниматься управлением собственноручно. Да помогут нам боги.

Боевой сфинкс маневрировал вокруг изящных сооружений, которых, похоже, не коснулись недавние битвы. Мой разум уже был переполнен визуальными впечатлениями; мне теперь хотелось просто выспаться и спокойно разобраться со всем увиденным и с моими реакциями на него.

Я больше не чувствовал рук!

Веки опустились, мысли лихорадочно смешались, но передохнуть не удалось. Накренившись и подлетев со скоростью шершня к стене, сфинкс резко остановился и быстро состыковался с ней. Люк открылся. Смотритель, хранивший в себе Фортенхо, спорхнул со своего места, а мое кресло широко раскрылось и вынесло меня на длинной бледной ленте, как язык выталкивает нежелательный кусочек пищи.

На мгновение я как будто увидел свое тело сверху. Оно открыло глаза.

Затем мы опять стали одним целым, но непривычное чувство не исчезло. Что-то изменилось после той идиллии в фальшивом лесу.

Я стоял на ровной плите, окруженной множеством других платформ. Некоторые были плоскими, другие выгибались внутрь или наружу; одни находились выше меня, другие ниже. Каждая была обращена к дисплею, на котором светились сложные изображения планеты с волчьей мордой и дальнего отрезка колеса, крупные планы поврежденных участков и даже другие станции управления.

– Вот он, Картограф, – произнес Фортенхо.

– Почему мы одни?

– Одни ли? Наслаждайся этим, пока можешь, – ответил он.

Стена позади нас задрожала: другие корабли пристыковались и высадили еще девять человек и столько же смотрителей. Смотритель Фортенхо неожиданно подтолкнул меня к круто изогнутой стене. Я подумал, что придется ползти, но оказалось, что я могу идти по стене в сторону другого уровня, под прямым углом к тому месту, где мы вышли из сфинкса. При обычных обстоятельствах такая резкая перемена заставила бы мой желудок взбунтоваться, но я ничего не почувствовал.

Других людей, в основном старых, загнали на другие платформы. Лишь двое были такими же молодыми, как я.

Райзера здесь не было.

С противоположной стороны появились те, кому, согласно полученной от Фортенхо информации, должен быть передан непосредственный контроль. В мою голову будто впилась ледяная сосулька.

Я и мои спутники в наших странствиях видели, что делает со своими жертвами Искажающая болезнь. О том, чтобы эти несчастные не умерли на последней стадии чумы, заботились особые разновидности брони. И все это происходит по воле таинственной машины, которую лорд-адмирал называет Композитором и которая, похоже, существовала еще в его время.

Но те, на кого я смотрел сейчас, не были плодами дьявольского созидания, щедрого на леденящие кровь формы.

Голова Предтечи, вся в гноящейся чешуе, досталась двум туловищам с четырьмя ногами…

А вот огромный ком подрагивающей плоти, покрытый бахромой из свисающих придатков, с десятью дряблыми руками и ногами, волнообразно перемещающими эту массу…

Твари были обвиты сдерживающими или поддерживающими устройствами: гибкие жгуты, тонкие сети из проводов и трубок, исходящие из голубого металлического диска. Рядом зигзагами ползло нечто вроде змеи, подняв туловище. Из груди существа показалась плоская голова с настороженными глазами; то, что осталось от лица, было искажено болью. Я узнал глаза Предтечи – косые, серые, умные. Они напомнили мне глаза Звездорожденного или Дидакта.