А еще Дидакт послужил образцом при ритуале над Звездорожденным. Пока нас не разлучили, тот становился все больше похож на древнего воина-служителя. Интересно, чем все закончилось? Происходящие перемены явно не радовали Звездорожденного. Может, из его спины тоже однажды вырезали кусок плоти? И поместили призрак Дидакта в машину?

Встретимся ли мы с этим призраком и этой машиной где-нибудь среди бесчисленных звезд?

Окруженный этим великолепием, этой силой, ложью и жестокостью, я желал лишь одного: возвратиться на Эрде-Тайрин, в прошлое, чтобы защитить себя – молодого, наивного – от древних обид и вечного зла.

Во сне невозможно вернуться назад. Мне понадобилось время, чтобы понять: уже слишком поздно. Не могу выразить словами все то, что я чувствовал. По правде сказать, я больше ничего не чувствовал.

Все, чем я был, исключая отражения в потрескавшемся зеркале, было утрачено очень и очень надолго.

Стоя лицом к лицу с Фортенхо, я сознавал: со мной происходят какие-то перемены. Я чувствовал себя вялым и старым. Я угасал.

Попытка хорошенько ущипнуть себя не удалась – сила покинула мои пальцы. Вероятно, нас обманом убедили в том, что мы одни, чтобы скрыть убийство храбрецов – людей, которые отказались пойти за древними призраками и зеленоглазой машиной. Очередной уровень иллюзии.

В моих беспорядочных мыслях оформились насущные вопросы.

– С чего бы машинам Предтеч позволять людям управлять ими? – произнес я слабым, тонким голосом.

– Наверное, машины можно обмануть, – ответил лорд-адмирал. – Я слышал, что есть глубинная связь между Предтечами и людьми.

Тогда я еще не верил в это.

– Ты получил приказы непосредственно от машины?

– Существует множество дубликатов управляющих смотрителей, как было и в те времена, когда люди сражались с Предтечами.

Окружающее то представлялось четким, то размывалось в яркие полосы.

– Что побудило ее предать своих хозяев?

Проклятое любопытство никак не унималось, лишая меня последних сил.

– Чересчур большая власть либо противоречивые указания. А может, и собственное желание.

Либо сорокатрехлетняя беседа с Изначальным.

Изображение Фортенхо задрожало, а затем вернулось, сделавшись еще крупнее и как будто реальнее.

– Машина не питает ненависти к Предтечам, – продолжил он. – Но она знает об их высокомерии и считает, что это нужно исправить. Она получает странное удовлетворение при мысли о том, что наказание должны свершить люди. – Казалось, лорд-адмирал входит в свою роль, в то время как я слабею. – Эта анцилла обладает властью куда большей, чем любой управляющий смотритель до нее. Дидакт доверил ей полный контроль над обороной Предтеч. Когда Архитектор узурпировал титул Дидакта, он пришел к выводу, что за дерзость и преступления его могут покарать. Если бы Архитектора заключили под стражу, анцилла отомстила бы за него. Возможно, так и случилось.

Архитектор стремился максимально застраховаться. Сама мысль о такой порочности ошеломляла.

– Безумие! – воскликнул я.

– Но у него предостаточно параллелей в человеческой истории, – сказал Фортенхо. – Вот почему мы проиграли многие битвы. Сейчас машина признает лишь одного – того, кто обладает соответствующими базовыми кодами, а с ними и силой, чтобы ее остановить.

– Дидакта, – подытожил я.

И вот она снова – вероятная причина, по которой я нужен.

– Возможно. Но Дидакта, по всей видимости, устранили. Если он не передал это знание тебе, то машина в безопасности.

Мне стало интересно, насколько полно призрак изучил мою память, какую ее часть посчитал правдой – и что еще скрывает от машины.

– Первая наша задача – переориентирование колеса, чтобы пережить близкое схождение с планетой. На подготовку есть несколько часов, не больше.

Иллюзия изолированности исчезла. Мы больше не были одни, но число людей на платформе заметно уменьшилось. Окруженные смотрителями, мы тревожно разглядывали друг друга. Осталось так мало! Остальные отвергли предложение властителя колеса, и их убрали. Вдалеке я заметил Райзера и испытал облегчение, хоть и удивился, что он решил сотрудничать.

Высокую платформу окружили гладкие боевые сфинксы и другие оборонительные суда, а также корабли иного дизайна – круглые, менее агрессивные на вид. На них не было заметно оружия, и возможно, когда-то ими пользовались творцы жизни.

– Они отвезут нас в командные центры колеса, – пояснил лорд-адмирал.

– А им нельзя управлять из одного места?

– Думаю, со временем будет можно. Однако повреждения неизбежны, а кто-то из нас должен выжить. Наши шансы увеличатся, если мы разделимся.

– Планета пройдет так близко?

– Возможность полностью избежать столкновения давно упущена. Даже если планета не ударит по той или иной стороне и не разорвет кольцо на куски, ее гравитационное притяжение создаст серьезную нагрузку. Можно провести ее сквозь середину обруча.

– Какие у нас шансы?

– Неизвестно. Раньше такого не случалось.

Смотритель лорда-адмирала выключил проекцию и толчками погнал меня вдоль края платформы к боевому сфинксу. Я уже бывал на борту более старой версии этой машины – казалось, давным-давно, – поэтому интерьер выглядел знакомо: тесный, но удобный, спроектированный под крупную фигуру, но способный переконфигурироваться так, чтобы вместить и меня, и смотрителя.

Тот устроился в нише, появившейся в одной из переборок, а я сел в кресло с регулируемыми подушками.

В отличие от боевых сфинксов Дидакта на Эрде-Тайрине, стороживших криптум, этот не содержал в себе поврежденный дух воина. Я не уловил никаких намеков на присутствие личности в сухих и точных показаниях его дисплеев, в голосовых объявлениях и предупреждениях. Либо смотритель Фортенхо взял на себя управление этими процессами, либо они были стерты главной машиной, когда та подавляла мятеж на Ореоле. Вся былая лояльность, вся этика Предтеч, что бы они собой ни представляли, очевидно, были заменены фанатично-безликим индивидуальным безумием.

Отделившись от платформы и преодолев едва заметную мембрану, мы полетели вдоль внутренней поверхности Ореола. Впервые мне выпала возможность осмотреть длинные участки между параллельными стенами и образующий арку небесный мост, стремительно двигаясь высоко в воздухе. Но из-за слабости я слишком плохо соображал, чтобы оценить все это великолепие.

Если мы выживем, Ореол снова станет машиной для убийств. Я с легкостью представил, как огромное колесо направляется к Эрде-Тайрину.

И я принял решение. Нужно сделать все возможное, чтобы мы не выжили.

Разумеется, сказать об этом Фортенхо я не мог. Мой разум теперь был отделен от его разума. Но, как лорд-адмирал и подозревал, его опыт – а именно способность разрешать сложные ситуации – остался со мной, а с опытом – и немного его былой отваги, готовности пожертвовать собой ради высшей цели. Я надеялся, что смогу это сделать.