Я уже представляю твоё лицо сейчас, когда ты это читаешь. Представляю, как ты закатываешь глаза и говоришь мне:

«Флёр, ну что за бред? Какой еще прекрасный незнакомец?».

Возможно, это и наивный бред, но почему-то именно это — самый романтичный момент моей мечты. И я бы очень хотела однажды прожить такую ночь с незнакомцем: от заката и до рассвета.

Больше у меня нет от тебя никаких секретов, Кнопа. Это был единственный, о котором я стеснялась сказать даже тебе.

Я прощаю тебя. И я очень сильно тебя люблю».

Когда я дочитываю до конца, я уже лежу на полу у двери, свернувшись от рыданий. Я прижимаю письмо к груди и кричу от боли, которая переполняет меня.

Я не знаю, сколько времени проходит прежде, чем я нахожу в себе силы подняться с пола. Я иду в свою комнату, одеваюсь, вешаю на плечо сумку, выхожу из квартиры, ловлю такси и еду на кладбище в Плезире. Всю дорогу до него я перечитываю письмо Флёр снова и снова. Таксист бросает на меня недоуменные взгляды в зеркало дальнего вида, но он везёт меня на кладбище, поэтому не задаёт вопросов.

Там я довольно быстро нахожу могилу Флёр и опускаюсь возле нее на колени, обняв памятник. Я уже захлебываюсь слезами, но они все не заканчиваются и не заканчиваются.

Это несправедливо. Этого не должно было быть. Не добрая, нежная, чуткая Флёр должна лежать в этой сырой земле, а я — жестокая, злая, мстительная. Это я должна была умереть в 23 года, а не она. Это я должна быть тут погребена, а не она. Это я заслуживаю смерти, а не она.

Флёр заслуживает того, чтобы жить и радоваться. Флёр заслуживает того, чтобы стать учительницей и работать в школе с детьми. Флёр заслуживает того, чтобы однажды ее детская наивная мечта о встрече с прекрасным незнакомцем, с которым бы она всю ночь гуляла, разговаривала и целовалась под луной и звёздами, сбылась.

Но нет. Это не я лежу в этой сырой земле, а Флёр. Потому что на надгробном камне написано ее имя.

«Селеста Жеффруа»

POV Егор

Наши дни

— Не плачь, — я провожу ладонью по ее щеке. — Никакая ты не тварь, как ты сама про себя думаешь.

Она издаёт горький смешок.

— Ты ничего не знаешь обо мне, Егор.

— Мне не так важна твоя биография. Мне важна ты.

Селеста качает головой.

— Ты не ответил на мой вопрос. Что движет человеком, который прощает предательство близкому?

Хороший вопрос. Иногда я сам себе его задаю.

— Я не знаю, Селеста. Я не сразу простил друга и девушку, а спустя время. В моем случае сыграл тот факт, что друг попал в очень сильную аварию, в которой чудом остался жив. Но из-за нее он частично потерял память и забыл ту девушку. А она уехала учиться в другую страну и не приезжала. Друг забыл и меня, мы с ним знакомились заново. Мне как-то жалко его стало из-за того, что он совсем ничего не помнил, и я снова стал с ним постепенно общаться, рассказывал ему про нас и про школу. Про девушку я умолчал, а сам он ее не вспомнил. Так мы снова стали с ним лучшими друзьями.

— Но в итоге он каким-то образом женился на ней?

— Да. Она вернулась, спустя восемь лет, и обнаружила, что он ее забыл в прямом смысле этого слова. Чувства снова разгорелись между ними, в итоге они поженились.

— А он так и не вспомнил?

— Вспомнил и тоже трагическим образом. В него стреляли из пистолета, и он снова чудом остался жив. В результате нападения в мозгу, видимо, сработали какие-то процессы и память разблокировалась. Я не врач, я не знаю, как это работает. Но он вспомнил, когда его чуть не убили.

— И он не обиделся на тебя из-за того, что ты умолчал ему о девушке?

— О том, что я ему о ней умолчал, он узнал задолго до нападения, когда еще ничего не помнил. Тогда обиделся, и мы с ним где-то полгода не общались. Но когда я узнал о том, что в него стреляли, я пришёл навестить его в больнице, и мы помирились. Мы с ним все друг другу простили: я ему — что он увёл у меня девушку, он мне — что я ему о ней восемь лет не рассказывал.

Селеста как-то скептически ухмыляется.

— Ну надо же, какие вы с ним рыцари.

Я пожимаю плечами.

— Мы не можем выбирать, кого нам любить, увы. Если бы могли, то я бы ни за что не полюбил ту девушку.

Селеста задумчиво смотрит на меня.

— Расскажи мне о ней, — тихо просит. — Какая она — единственная девушка, которую ты любил?

Я ухмыляюсь.

— Ты удивишься, но я до сих пор не знаю, какая она на самом деле. Я знаю ее оболочку, но вот что кроется под ней, пожалуй, известно только одному человеку.

— Твоему другу?

— Да.

— И все же. Какая она? По крайней мере, какой ты знаешь ее?

— Я знаю ее очень холодной и закрытой, безразличной абсолютно ко всем, — я задумываюсь, смотря на реку. — Я знаю ее очень гордой и надменной. Я знаю ее уж слишком целеустремленной. Она из тех людей, которые пойдут по трупам ради достижения своей цели. И я знаю ее очень сильной, очень независимой, очень самодостаточной. — Я перевожу взгляд на Селесту. — Но я уверен, что мой друг знает ее с совершенно другой стороны.

— Не хочу никого обидеть, но твоё описание звучит уж как-то слишком устрашающе… И ты любил такого человека?

— Да.

Просто короткий ответ. Я знал ее такой и я любил ее такой.

«Любил» — в прошедшем времени. Потому что сейчас я смотрю на Селесту и понимаю, что не нужна мне больше Кристина. И это такая странная и неожиданная мысль в моей голове.

Я резко притягиваю Селесту в свои объятия. Она обвивает руками мою спину и укладывает голову у меня на груди. Я несколько раз целую ее макушку.

Мне с ней тепло и уютно. Моя солнечная девочка. И это настоящий подарок судьбы, что я ее встретил, что она вдруг неожиданно согласилась провести со мной эту ночь в Париже. С абсолютно незнакомым парнем, с которым случайно познакомилась в каком-то баре. Водит меня всю ночь по городу, показывает разные интересные места. А могла бы сейчас уже лежать в кровати и видеть десятый сон.

Но мой проклятый самолёт все ближе и ближе.

Бросаю взгляд на часы. 40 минут до моего отъезда в аэропорт.

— Селеста, — зову ее.

— Что? — отрывает голову от моей груди и смотрит на меня.

— А мы с тобой еще увидимся?

Она застывает и смотрит на меня немигающе взглядом.

— Может быть, — отвечает туманно.

— Поехали со мной в Москву?

Она смеётся.

— Что я буду там делать?