— Я начал с убийства Корякиной, потому что считаю его ключевым моментом для экстрадиции Косого в Россию.

— Паша, извините, но я сильно сомневаюсь насчет ключевого момента.

— Почему?

— Потому что Поня и Барик все отрицают. И будут отрицать, они же беспредельщики.

— Да, они беспредельщики, но это не значит, что к ним нельзя подобрать ключи. Они же не молчат, что-то ведь они говорят?

— Говорят. Они все строят на том, что пали жертвой вражды Косого и крупных московских авторитетов, Лузги и Рассыпного. Эти двое, Лузга и Рассыпной, уже возникали в нашем разговоре, если вы помните.

— Очень хорошо помню. И помню, что хуже врага, чем Косой, у них нет.

— Да, что очень существенно. Так вот, по версии Пони и Барика, эти два пахана, скооперировавшись, послали своих людей, которые специально заманили их в квартиру, убили хозяйку, а потом оглушили и связали их обоих. И вызвали милицию. То есть подставили по-черному.

— Все очень похоже, но оглушили и связали их не люди Лузги и Рассыпного.

— Ну да, это сделали вы и Джон.

— Именно. Когда Барик подстерег меня у квартиры Корякиной, я косил под блатного, и Поня и Барик сейчас думают, что с ними разобрались Лузга и Рассыпной. Но если так, они сейчас уверены, что положение у них очень тяжелое.

— Безусловно.

— И при таком положении они могут надеяться только на одно: на очень хорошего адвоката.

— Вы считаете, у них нет денег на хорошего адвоката?

— Деньги у них, может, и есть, но помочь им найти и нанять такого адвоката в Москве способен сейчас только один человек — Косой. Поэтому замастыренную маляву[8], и не одну, они попытаются послать Косому обязательно.

— Понял. И эти малявы нужно перехватить.

— Именно.

— Паша, они наверняка будут перехвачены, но вы отлично знаете — таких маляв для экстрадиции мало. Считать их доказательством вины Косого нельзя.

— Верно, нельзя, но такие малявы могут повлиять на поведение Пони и Барика во время допросов. И вы сможете вытянуть из них что-то, чего будет достаточно для экстрадиции.

— Боюсь, Поня и Барик в сознанку не пойдут ни при каких условиях. Они беспредельщики, этим все сказано.

— Федор Андреевич, да, они беспредельщики и отморозки, но до них нужно донести простой факт: Косой сейчас сделает все, чтобы их обоих ликвидировать. Причем ликвидировать прямо в СИЗО.

Несколько секунд Свирин был занят только тем, что осторожно поправлял стоящие и лежащие на столе предметы. Наконец сказал:

— Паша, а вы ведь подали мне сейчас одну мысль.

— Очень рад. Надеюсь, объясните, что это за мысль?

— Объясню. Надо как можно скорее решить вопрос с переводом Пони и Барика из Бутырки в Лефортово. В Бутырке их ведь в любую секунду могут убрать[9]. Как мысль?

— По-моему, очень правильная.

— Значит, так и сделаю. Вы вот-вот вылетаете в Нью-Йорк, так ведь?

— Вылетаю.

— Тогда счастливого полета. Вы везучий, может, найдете там еще что-нибудь. Что же насчет Пони и Барика, их допросами в Лефортово я займусь сам, лично.

Штаб-квартира благотворительной организации «Хьюмэн инвестигейшн» занимала три средних этажа в одном из самых престижных небоскребов Манхэттена. Во всех помещениях и переходах были установлены телекамеры слежения, у лифтов и запасных выходов стояли охранники, за стеклянной дверью приемной, на которой золотыми буквами было написано «М-р Джордж Кирьят, президент», сидела секретарша-американка, блондинка со сверкающей улыбкой и безукоризненным английским.

Возле приемной постоянно дежурили охранники, крепкие парни в стандартных деловых костюмах, которые или стояли у окон, или сидели в креслах.

Из холла хорошо были видны двери лифта, пользоваться которым могли лишь сам президент и два его заместителя.

Когда двери лифта открылись и четыре телохранителя, выйдя, застыли рядом, все на этаже поняли: прибыл сам президент.

Пройдя по коридору, Косой вошел в приемную и, не обращая внимания на сидящих в креслах двух посетителей, сказал секретарше:

— Глория, позвоните Узденникову, пусть зайдет. Вице-президент Узденников был после Кирьята вторым человеком в «Хьюмэн инвестигейшн».

— Хорошо, шеф. К вам два посетителя, они записаны, как, примете их?

— Не знаю. Скажите, если у них есть время, пусть ждут. И вызовите Узденникова. — С этими словами Косой прошел в кабинет, а точнее, в тамбур, в конце его была еще одна дверь, которую он открыл своим ключом.

Войдя собственно в кабинет, он некоторое время стоял, оглядывая помещение. Судя по тому, что после короткого раздумья он достал из ящика стола радиодетектор, ему что-то не понравилось.

Все помещения в «Хьюмэн инвестигейшн» находились под усиленной охраной и проверялись каждый день, но Косой имел привычку не доверять никаким проверкам.

Включив радиодетектор, он обошел с ним весь кабинет и сел за стол, лишь убедившись, что прибор не реагирует.

Почти тут же из селектора раздался голос секретарши:

— Шеф, мистер Узденников в приемной.

— Пусть зайдет.

Первый приближенный Косого был невысок, широк в плечах, с монгольским прищуром глаз и густой черной шевелюрой. Остановившись перед столом, Узя сказал:

— Ну что?

— Ничего. — То, что Косой явно не хотел смотреть на помощника, говорило, что он не в духе. — Где мочалка?

— Косой, ты же знаешь, мы встретим Гжибовскую, у нас все схвачено.

— Бл…дь, Узя… — Косой наконец поднял глаза. — Х…ли ты мне макли на уши вешаешь, стремим, все схвачено? Где ты ее стремишь?

— Здесь, в Нью-Йорке, и не только в Нью-Йорке, в Нью-Джерси тоже. Я везде расставил людей.

— Яйца ты свои расставил, а не людей. Она все это время была в Москве и прилетела только вчера вечером. За это время кто-то повязал Поню и Барика и сдал в ментовку.

— Ну, Косой, ну ты меня извини… Я все же сомневаюсь. Кто их мог повязать и сдать в ментовку?

— Лузга и Рассыпной.

— Лузга и Рассыпной?