Кто разделил все Братство на группы и как Советом ордена решалось, какую берегиню к какой группе отнести, Листопад не знал. Он мог лишь предполагать, что, раз курировать этот район было поручено ему одному, ныне покойная Ильсе не представляла для ордена особой угрозы.

А может, все дело было в том, что в ордене знали, что травница не зря вернулась в родные места. Берегини в преклонных летах не из-за сантиментов посещали места, где прошло их детство. Они возвращались, чтобы обрести покой. Замкнуть кольцо жизненного цикла там, где он начался. Ильсе перебралась сюда, предчувствуя приход смерти. Уж в чем в чем, а в смерти монахи разбирались лучше многих.

Монаха, прибывшего вслед за травницей на побережье, поселили в стоящем на окраине деревянном срубе. Хозяйка – вдовая Яная Сиг Риябо Отарик, бездетная женщина средних лет, и сама вела почти отшельнический, монашеский образ жизни. Она не ходила по гостям, не перемывала соседкам косточки, встретившись с кем-то из знакомых, предпочитая проводить все время в огороде или саду.

Листопад видел, что это нисколько не нравится ей, и женщина занимает себя делами только для того, чтобы отвлечься от тлеющего глубоко внутри ее одиночества. Самые задушевные беседы велись хозяйкой вечерами перед разожженным очагом с пятью разномастными кошками.

Трепет огня отражался в длинных зрачках внимательных глаз всегда понимающих ее слушательниц. И порой для подобных бесед совсем не надо было слов. Покачивалось кресло, мурчала на коленях кошка, позволяя почесывать себя за ухом, и мысли Яная Сиг текли куда-то и иногда даже казались высказанными.

Конечно, ее поведение донельзя раздражало односельчан, так что решение старосты подселить пугающего всех постояльца именно в дом Отарик можно было считать не случайным.

Однако Листопад вел себя тихо, и хозяйка, очень скоро привыкнув к его присутствию, почти перестала обращать внимание на странности в его внешнем облике. Только категорическое нежелание многочисленных кошек оставаться с гостем под одной крышей приводило ее в замешательство.

В ночь, когда травницы не стало, Листопад проснулся от видения, которое можно было бы назвать сном, если бы оно прекратилось в момент его пробуждения.

Раскрыв глаза и понимая, что смотрит в хозяйский потолок, не раз и не два покрытый побелкой, монах тем не менее отчетливо видел нависшее над собой темно-синее небо с распускающейся на месте луны серебряной розой. Звезд не было – на их местах сияли перламутром осколки кем-то несыгранных мелодий. Листопад знал, что не спит, но ему не казалось в тот момент странным, что можно видеть звук. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к лепесткам нависшего над ним цветка. Монах почти коснулся его – зеркально отразились во множестве изогнутых поверхностей его пальцы. От холода его ладони запотели, туманом покрылся самый ближний лепесток, по которому слезой прокатилась капля.

– Ах… – выдохнул Листопад.

– Ах… – гулко ответила вселенная, и в следующую секунду пространство приняло свой привычный вид, отбросив монаха спиной вниз, в бездну. Прочь от розы, прочь от луны. Земное притяжение навалилось тяжестью. И ему вдруг стало нечем дышать.

Хватая ртом воздух, монах кое-как добрался до окна, распахнул его, впуская колючий осенний ветер. В следующий момент он увидел, как небо над деревней озарила неяркая, но вполне отчетливая вспышка, которая медленно таяла, превращаясь в отблеск на облаках.

«Похоже, старушка все-таки умерла, – догадался Листопад. – Так вот как уходят берегини! – пронеслось в его голове. – Достаточно эффектно, ничего не скажешь. Интересно, кто-нибудь, кроме меня, заметил это представление?»

Утром он отправил с одним из местных парней письмо в управу ближайшего города. Письмо было более чем кратким: «Свидетельствую о том, что берегиня Ильсе, более известная как травница, скончалась».

Листопад не стал дожидаться из столицы официального ответа на свое сообщение, с которым должна была прийти грамота, подтверждающая для него смену статуса работы в этой местности. На это, по его расчетам, могло уйти больше трех недель. Впрочем, для него это была не более чем формальность. Уже несколько недель прошло с тех пор, как он вылечил своего первого в этой деревне больного. Монах оказал помощь при первой же просьбе.

Смерть Ильсе освободила его от довольно широкого круга дополнительных и малоприятных обязанностей. Листопад обрел возможность заниматься врачеванием, не отвлекаясь на выслеживание еретички, и самое главное, у него появилось свободное время, которое не нужно было тратить на сочинение ежедневных рапортов, основанных на наблюдении за проводимой ею работой.

Он наслаждался свободой, бесконечно бродил по окрестностям. Теперь уже не было необходимости полдня просиживать в домике вдовы, скрипя пером под молитвенные напевы. Монах появлялся здесь только поздно ночью и уходил с рассветом, чему несказанно были рады кошки, посчитавшие, что вернули свою власть над домом для продолжительного дневного сна.

Ощущаемое время от времени беспокойство Листопад приписывал еще не исчезнувшей до конца и пропитавшей все вокруг энергетике старой Ильсе. Следу ее ауры.

Каждый человек, проходя по песку, оставляет свой след. Это такой вполне понятный закон. Пустые люди – легковесны, след их едва заметен, те же, кто имеет значение, имеет и вес – отпечатки их ног глубоки. Они долго еще остаются на пляже жизни, прежде чем их сможет смыть, сгладить в забвении море времени.

Поэтому монах не удивлялся своему беспокойству. По его мнению, оно должно было постепенно ослабнуть, а после и исчезнуть совсем.

Но этого все не случалось. Более того, постепенно у него развилась ужасная бессонница.

Ночь за ночью Листопад маялся с открытыми глазами, проваливаясь перед рассветом на пару часов в болезненное забытье. Надежда со временем почувствовать изменения таяла, и каждое утро в точности повторяло предыдущее.

И, куда бы он ни пошел в деревне, в какой бы ни зашел дом – монах везде чувствовал себя одинаково. Ему было плохо.

Когда истекли все возможные сроки, Листопад скрепя сердце отправился на местное кладбище. Непонимание какого-либо процесса всегда раздражало его. Он искал ответ. И думал, что там, на погосте, непременно найдется разгадка бессмертия этой энергии. Лишающей его сил, сна и нормальной жизни.

Эпицентр тревожащей его силы, по его мнению, должен был находиться на могиле берегини. И либо он там благополучно скончается, потеряв последние капли жизни, либо поймет, что происходит.

Кладбище находилось от деревни больше чем в часе ходьбы. Монах шел по обочине пыльной дороги, размышляя о происходящих с ним странностях. Он прошел почти половину пути, как вдруг неожиданная догадка заставила его остановиться.

С каждым шагом кладбище приближалось, и его внутреннее напряжение должно было возрастать. Ведь он приближался к эпицентру! Вместо этого происходило обратное.

«Какой же я идиот! Зациклился на исчезающих постепенно следах смерти! Как слепой, бился лбом об стену, в полуметре от открытой двери! – Листопад с досады топнул ногой. – Э нет, подождите-ка… Это вовсе не моя промашка. Откуда мне знать, что живой человек способен так разительно и масштабно изменять все вокруг? И тогда что получается? Что берегиня жива? Выходит, что мое оповещение Совету ордена – ложь? Замечательно, Листопад, теперь о тебе точно прослышит весь орден Стирающий Лица! Головокружительная карьера от соглядатая за берегиней в континентальной провинции Вейерсдаля до государственного преступника!»