Здесь много лет никто не жил. Даже стародавняя паутина была давным-давно заброшена своим создателем. Половицы просели, расползлись, кое-где обнажив земляной пол.

Монах оглядывался. Он все еще не чувствовал ни малейшего присутствия той силы, что сломила его утром. Его догадка получала свое подтверждение.

В потолке виднелся квадрат закрытого люка, ведущего на чердак. Подняться к нему не было никакой возможности – комната была абсолютно пуста. Ни лестницы, ни обветшалых табуретов, ни полок.

Листопад снова подошел к окну. Снаружи тянулись в разные стороны кряжистые ветки разросшегося яблоневого сада.

Монах снова встал ногами на подоконник, но спрыгивать на землю не стал. Его пальцы в перчатках пробежали по наличнику, когда-то оберегавшему ставни от ливней. Он выбирал прочное место. За которое смог бы ухватиться, подтянуться и влезть на чердачный скат крыши. Старое дерево всхлипнуло под его тяжестью, и монах прижался к нему всем телом, стараясь распределить свой вес более равномерно, чтобы не провалиться сквозь крышу вниз.

Листопад подполз к чердачному окну. Заглянул в его черный провал – все тихо. Неслышной тенью проскользнула вовнутрь его фигура.

Монах замер. Лунный свет проникал сквозь щели и прорехи в кровле. Мрак чердака был словно пронизан фантомными нитями, соединяющими пол с крышей.

«Прошитая светом ночь…» – Взглядом Листопад пробежался по окружившему его пространству. Недалеко от окна он увидел обшарпанный табурет, некогда выкрашенный белой краской. Теперь она облетела и стали видны проплешины потемневшей от сырости древесины. Рядом с ним – старый покосившийся верстак с привинченными к нему сломанными тисками. Сейчас верстак служил для кого-то столом. Большая его часть была накрыта прямоугольным куском ткани, на которой расположились чашки, несколько тарелок и плошек и невзрачного вида котелок.

К ржавой поверхности тисков была прислонена дорожная торба, а с другой стороны от них возвышалась неровная стопка книг.

Пол был чист – ни многолетнего слоя пыли, как внизу, ни трухи, осыпавшейся со старых балок. В двух местах стояло довольно большое ведро и бидон без ручки, в которые собиралась вода, стекавшая во время дождей с крыши.

Длинная лестница, по которой живший здесь спускался вниз и забирался обратно наверх, лежала поперек закрытой крышки лаза, плотно запечатывая его от попыток открыть снизу.

Откуда-то сверху из темноты свисали многочисленные нити, на которых, раскачиваясь, сохли кусочки яблок.

В самом темном углу примостился деревянный остов прямоугольной кровати. Ни ножек, ни спинки у нее не было. На нем, свернувшись калачиком на ворохе одеял, спала девушка. Одно покрывало она натянула на голову, и оно скрывало ее волосы и затылок – лишь белело лицо и пальцы руки, смявшей в кулаке края простеганной ткани.

Едва слышно доносилось до слуха Листопада ее ровное дыхание. Девушка спала спокойным сном.

Неслышными шагами монах подошел к импровизированному столу. Приподнял одну книгу, потом вторую. Старые фолианты – переплет уже не раз заново прошит хозяином. Поля от руки сплошь усеяны чьим-то убористым почерком. Книги по травам, растениям, корням, минералам. Стараясь не нарушить их порядок, монах заново сложил стопку.

Торба была открыта. Завязывающие ее тесемки беспечно болтались, свисая со стола. Баночки темного стекла, коробочка из бересты с каким-то порошком. Листопад принюхался – так пахнет кора дуба.

Девушка пошевелилась. Монах дернулся из-за ее движения, едва не выронив коробочку. Но это было лишь движение во сне, она была так далека от пробуждения, что всерьез опасаться было нечего.

Закрыв берестяную крышку и опустив коробочку на ее место на дне торбы, пальцы Листопада наткнулись на твердый, завернутый в замшу предмет. Монах извлек его наружу, развернул потертые кожаные ножны – под упавшим лучиком лунного света блеснуло острое тонкое лезвие. Он повертел его в руках – никакого клейма на продолговатой ручке. Самодел.

«Неожиданно легкое и острое одновременно. – Монах разглядывал скальпель. – Я думал, такие делают только в Хараде, но те бы не преминули заклеймить каждый сантиметр вышедшего из их кузни металла. Харадская сталь, только о ней и слышно. А вот образец – ничем, на мой взгляд, не хуже. И где, интересно, делают такие? Вроде бы старый, а лезвие от повторных заточек не пострадало…»

Вновь пряча металл в замшу, он посмотрел на спящую девушку. Она чуть изменила свое положение, и теперь лицо было обращено в сторону монаха.

«Надо бы запомнить черты этой девушки. – Листопад сделал несколько шагов по направлению к ее ложу. Он подошел совсем близко. Присел на корточки рядом, наклонился, почти касаясь тканью рясы ее кожи. – Кто же она? Совсем юная. Придется ехать в город, перебирать кучу бумаг, чтобы найти упоминание о ней и сообщить в орден о месте пребывания очередной беглянки-берегини. Ты чуть не убила меня днем, а сейчас спишь и даже не знаешь, насколько близко сидит к тебе твоя возможная смерть».

Тень от ресниц падала на ее заострившиеся от недоедания скулы. Под глазами, видные даже в ночи, темнели круги. Девушке снился сон – монах видел, как движутся под тонкими веками ее глаза.

И вдруг Листопаду нестерпимо захотелось увидеть их распахнутыми, смотрящими прямо на него.

«Странная вещь – лицо. Если бы все люди всегда ходили с закрытыми глазами, они были бы похожи на нас, монахов. Вроде бы разные у всех лица, а без распахнутых глаз – как смазанные, ничего не говорящие, ничем не запоминающиеся. Немые. И как мне запомнить ее так, чтоб ни с кем не спутать? – Он чуть сдвинул покрывало с головы девушки. Показались светло-русые пряди волос. Монах прикоснулся к одному из локонов. Усмехнулся про себя. – Ничуть не легче. Большая часть жителей Озерного края имеет такой цвет волос. Немного темнее или светлее. Была бы она рыжей, что ли… Или хотя бы брюнеткой…»

Уже у окна, через которое Листопад попал сюда, он обернулся.

«Все же как странно – она спит и совершенно неопасна для меня. Как будто другое существо. И не берегиня вовсе. В одной комнате с ней находясь, я бы и не заметил присутствия магии Светлого Братства».

Монах ушел с чердака тем же путем, что и пришел. Из окна на крышу, оттуда, цепляясь за выступающие из стен доски и примыкающие к дому ветви деревьев, на подоконник раскрытого окна.

Его фигура стремительно пересекла пустынные улицы спящей деревни. Очень скоро Листопад оказался на окраине, у своего дома. Внутрь заходить не стал, сразу прошел в пристройку на заднем дворе и принялся седлать лошадь.

Еще не брезжил рассвет, когда его рука в черной перчатке стучала в кованые двери находящегося в городе монастыря.

Оденсе проснулась на рассвете. Прокравшийся луч света был тому виной, легкий холодок, куснувший за выбравшуюся из-под одеяла пятку, или все-таки голод, девушка не знала. Она долго лежала, глядя на перекрещивающиеся над ее головой балки. И пыталась вспомнить только что виденный ею странный сон. Но воспоминания ускользали, и картинка рассыпалась.