— Э-э…? — он никак не мог отыскать повод для обвинения. — В героическом, наверное?

— Как бы не так! Разве у меня была возможность погеройствовать? Ты только и делал, что держал меня в тылу, да заставлял прикрывать раненых.

— Ну так…, это было самое сложное!

— Ещё чего! Вместо того чтобы использовать мои уникальные снайперские умения в авангарде, ты меня словно какую-то недоучку постоянно отталкивал назад. Мне перед товарищами теперь стыдно.

— Не понял! — Тантоитан сразу напрягся, брови его сошлись угрожающе на переносице: — Кто-то осмелился тебе высказать какие-то претензии?

Клеопатра сразу поняла, что стала перегибать палку:

— Только этого мне не хватало. Но у них могло сложиться такое впечатление, что ты меня специально прикрываешь, или сомневаешься в моих бойцовских качествах. Подобное хуже всего!

— А-а…, вон он что, — протянул парень, но улыбки у него на лице так и не появилось: — А мне показалось, что наши боевые товарищи вполне справедливо осудили тебя за другие неблаговидные поступки…

Девушка от удивления скорчила потешную рожицу:

— Какие, например?

— Ты ещё спрашиваешь?! Да за неподчинение командиру в боевой обстановке знаешь что полагается?

— Да ты вообще припух! Когда это я не подчинялась?

— Перед подрывом стены в третьей долине! Я тебе приказал оставаться с отрядом и охранять раненых, а ты нагло заявила, что пойдёшь со мной. И потом на поверхности: раз я приказал подняться на холм по острой скалистой грани, значит понимал, что там мы будем в безопасности. А ты чего возражала и требовала немедленно идти к городку?

Клеопатра несколько сникла:

— Так ведь я и представить не могла, что там столько монстров. А потом думала, что мощности наших коммуникаторов не хватить для связи с периметром.

— Думать надо только тогда, когда командир спрашивает! — он перешёл на назидательный тон, — А во время боя — надо подчиняться приказам! Безоговорочно! Или ты устав забыла?

— Причём здесь устав? — теперь она уже возмущалась от огульных, как ей казалось, обвинений, — Да может в отношении меня, ты вообще должен ходить по стойке смирно и обращаться ко мне шёпотом.

— Даже так? Зачем тогда шла в космодесантники? Вот когда доверят тебе командование, тогда и зазнавайся.

— Ха! Да я и сама могла командовать отделением! И ты бы мне был не указ. И вспомни: кто меня чуть ли не коленях умолял пойти в его отделение? Кто обещал, что так будет хорошо и здорово? А сейчас позорит перед сослуживцами!

— Когда это я тебя позорил? Там внизу, я просто старался тебя оградить хоть немножко от опасности. Переживал за тебя…, - он потряс головой, внимательнее присматриваясь к капризно надутым губкам своей девушки. Она при этом даже отвернулась от него демонстративно. — Ты что, поссориться хочешь?

— Нисколько! Это ты ведёшь себя как мальчишка. Нет, чтобы сразу извиниться и объясниться…

— То есть?

— Что тебе стоило сразу сказать: прости, я за тебя переживал…?

— Ну, так это и так понятно.

— Раз понятно, хватило бы вообще одного слова «прости».

Тантоитан очумело потёр виски:

— Слушай, как у тебя с логикой? Ты сама заслужила наказание, но пытаешься всё перевернуть с ног на голову.

— Это потому, что ты первый стал меня обвинять, — продолжала фыркать девушка.

От такой непоследовательности, парень тяжело вздохнул, но спорить не стал:

— Ладно, забудем этот разговор. Ты больше ни словом не вспоминаешь про "осуждение товарищей", а я тебе не даю три наряда вне очереди за пререкания с командиром.

— Тоже мне, командир нашёлся…, наряды он мне будет давать, — ворчала Клеопатра опять отвернувшись в сторону и давая возможность полюбоваться своим профилем. Но в её тоне уже не было, ни озлобленности, ни раздражения. Чем моментально прочувствовавший ситуацию Тантоитан, воспользовался. Обнял, притянул к себе и после некоторого, вялого сопротивления отыскал своими губами губки девушки. Дальше время для них остановилось, а вся Вселенная свелась только к восприятию совместных прикосновений. Причём мир от этого не уменьшился, а наоборот расширился до невероятных пределов. Их сознание окатил водопад благости, счастья и осязаемого каждой клеточкой тела удовольствия. Одновременно при этом лишая слуха, но усиливая слышимость, при которой отчётливо различается каждый удар сердца. Лишая зрения, но награждая даром видеть самые потаённые мысли близкого человека. Отбирая разум, но одаривая взамен этого всепоглощающей, страстной любовью.

Казалось, они забыли про всё на свете, и скорей всего лишь некоторые инстинкты заставили Клеопатру очнуться. Она с весёлым ужасом осознала, что они разделись уже почти догола, и до последнего шага полного единения осталось невероятно мизерное расстояние. Пришлось девушке свои прикосновения перевести в разряд болезненных, а потом с умилением наблюдать как в этот мир, с полным непониманием на лице вываливается и её любимый:

— Ты чего…, дерёшься?

— Надо поговорить.

— О чём? — Танти и сам осознал, в каком они виде, но после этого обнял ещё крепче. Хотя чувство юмора и к нему уже вернулось: — Опять вспомнила какие-то обиды? Так ведь мы давно решили про интернат в этом смысле не вспоминать. Конечно, если ты настаиваешь, то я готов и за то время попросить прощения.

— Постарайся не забыть только что сказанное, потому что за целый год выпускного класса у меня имеется о-о-очень длинный список.

— Кто бы сомневался…

— Но я сейчас о другом. — Она погладила рукой его короткие волосы и несколько смутилась: — О том, что мы собираемся в данный момент сделать.

— Ты боишься?

— Нисколько. Но…, понимаешь, это не должно быть так. Я ведь всё-таки…, - она на мгновение замялась, — …Девушка! И мне хочется, чтобы это случилось не каком-то складе, пусть и на самой приключенческой планете, а в более шикарной обстановке. На удивительной и большой кровати, при свечах, под лёгкую, очаровательную музыку…

— Извини…, - он покрыл её лицо частыми поцелуями. — Я совсем голову потерял. И согласен ждать лучшего момента сколько угодно. Постараемся найти для этого самое романтическое и прекрасное место, а потом всё будет так, как пожелает моя королева.

— Но ты не обиделся?

— Нет, моя королева!

Личико девушки слегка искривилось:

— Мне так не нравится.

— Что именно? Моё беспрекословное согласие?

— Да нет, с этим я уже смирилась. А вот как ты меня называешь… Все королевы слишком старые, чопорные, грузные, сморщенные и…

— Понял, понял, понял…, - он прервал её перечисления поцелуем, но сразу отстранился: — Тогда давай я тебя буду называть принцессой? Ведь они все молоденькие, изящные, прекрасные, таинственные и очаровательные.