Ширма была наполовину отодвинута, и я увидела лежащего на постели Илью. Спит уже или снова плохо стало? Я, не отрывая взгляда от окна, потянулась к дверной ручке, но замерла на полпути: над Ильей неожиданно склонилась Киара. Нет, она не зашла к нему, чтобы дать лекарство или проверить его самочувствие. Она уже находилась там, за ширмой, все это время.

Нет, снова не так. Она была в его постели, полностью обнаженная…

Я вмиг потеряла связь с реальностью. Стояла каменным изваянием и отупело наблюдала, как она ласкает Илью, прижимается к нему полной налитой грудью, как ее распущенные волосы ниспадают золотом на простынь… Я не видела лица Ильи, но его руки уверенно скользили по голой женской спине, оглаживали изящные плечи, мяли упругие бедра, и это было красноречивей любых взглядов и слов…

Я с трудом заставила себя оторваться от этого зрелища. Неуклюже попятилась назад, чуть не упав со ступенек. Все вокруг расплывалось, сливаясь в одно грязное, бесцветное пятно. Исчезли звуки и запахи, лишь сердце глухо стучало где-то в ушах. Сознание отключилось, отказываясь верить в произошедшее…

А потом я побежала. Ветер хлестал лицо, легкие горели, глаза застилали слезы, но я продолжала нестись вперед, не разбирая дороги. Опомнилась, обнаружив себя у дома Магдалены. Та отворила дверь, не дожидаясь моего стука.

– Кэт, что случилось? – словно сквозь вату донесся до меня ее взволнованный голос.

– Извините, я ничего не принесла…– мои онемевшие губы едва шевелились.

Пошатываясь, вошла внутрь. Ноги тряслись и почти не слушались, но я кое-как добралась до своей комнатушки и рухнула на кровать.

В ту же секунду моя голова взорвалась от мыслей. Они навалились на меня скопом, безжалостно давили, терзали, втаптывали меня в грязь… А перед глазами плясала безобразная картина, подсмотренная в чужом окне. Обнаженная Киара в объятиях Ильи. Я зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, желая прогнать это видение. Но тщетно. Киара продолжала соблазнительно извиваться, а Илья жадно исследовать ее тело…

– Нет, нет… Скажите, что это неправда… Что мне все приснилось… Померещилось…– отчаянно шептала я, давясь рыданиями и задыхаясь от боли, которая разрывала сердце и выжигала душу.

Предательство хуже смерти… Теперь я на собственной шкуре ощутила верность этого выражения. Меня предал тот, кому я доверяла больше, чем себе. Тот, кого я любила больше жизни. Тот, кому я вручила свою судьбу…

Судьба… Меня заставили думать, что она существует, но все оказалось очередной ложью… Ложь, ложь, кругом сплошная ложь…

В дверь тихонько постучали, но я оставила это без внимания. Тогда дверь приоткрылась без приглашения, и в комнату вошел Карл Генрихович.

– Катенька, давай поговорим…– участливо произнес он.

– Как ваша спина? – проигнорировав его предложение, поинтересовалась я отстраненно. – Извините, мне не удалось достать вам лекарство.

– Ничего страшного, у меня уже все прошло. – Он осторожно присел на кровать, а после спросил уже более настойчиво: – Катя, что случилось? Почему ты плачешь?

Я оторвала голову от подушки и посмотрела на него с горечью:

– А вы ведь меня обманули, Карл Генрихович…

– В чем же, Катенька? – он явно не ожидал от меня подобного выпада и растерялся.

– Во всем. – Я села напротив него, обхватив подушку и прижав ее к груди. – И в первую очередь в том, что судьба существует… А ее, оказывается, нет… Либо меня она решила обойти стороной. Все оказалось зря, понимаете? Ваш амулет ошибся. Не было никакой надобности показывать мне мою истинную судьбу. Потому что ее нет. Да, возможно, у моих двойников есть заложенный судьбой путь, только у меня реальной, в моем реальном мире – нет. И любви тоже нет… Все это самообман… Я, как всегда, выдала желаемое за действительное, вот и получила наказание…

– Подожди, Катенька, но Илья…

– Илья? – перебила я Карла Генриховича с кривой усмешкой. – Илья сейчас развлекается в постели с Киарой, замечательной целительницей, которая вернула его к жизни…

Я с болезненным удовлетворением отметила, как после этих слов изменился в лице Карл Генрихович, а затем продолжила:

– И еще. Я так и не забеременела от Ильи. И, как видите, уже не забеременею… Не будет у нас с ним ребенка, как и совместного будущего. Ваша теория оказалась в корне неверна. Ну, или же просто я в нее не вписалась.

Карл Генрихович молчал, задумчиво опустив глаза в пол.

– Вам тоже нечего сказать, да? – я снова печально усмехнулась и закрыла лицо руками. – Боитесь признать, что ошиблись?

– Я-то, может, и ошибся, Катюша, признаю, – протяжно вздохнул Карл Генрихович. – Только вот за амулет говорить не могу… Он еще ни разу не заблуждался.

– А еще он никогда не портился. А на мне вот сломался, – вместе с очередным смешком у меня из глаз опять брызнули слезы, и я стала их поспешно вытирать.

– Катя, – проникновенно произнес старик, взяв меня за руку. – Не загоняй себя в угол… А что, если ты все не так поняла? Поговори с Ильей…

– Карл Генрихович, я видела все собственными глазами. Что тут можно не так понять? И с Ильей разговаривать не собираюсь… Не хочу слышать очередную ложь.

– И все-таки дождись утра…– Он ласково провел ладонью по моей щеке, смахивая слезу. – Оно, как говорят, мудренее вечера… Возможно, завтра ты взглянешь на все совсем по-иному…

– Это не тот случай, – я сокрушенно покачала головой.

– И все же… Не торопи события…– Карл Генрихович поднялся и направился к двери. – Спокойной ночи, Катенька…

– Спокойной ночи…

Я откинулась обратно на кровать. Все эти разговоры о мудром утре просто смешны и нелепы. Понятное дело, Карл Генрихович просто не знал, как меня успокоить. Хотел как-то оправдать Илью и свои заблуждения. Но разве можно оправдать измену? Измену, без всякого на то повода, просто так? Душу вновь скрутило болью, и я сжалась в комок, притянув коленки к груди. Все. Больше никакой любви, никакой веры, никакой надежды… Просто поскорей бы вернуться домой и забыть обо всем как о кошмаре. И в первую очередь об Илье.

Ночь я провела без сна, даже не удосужилась раздеться. Лежала до рассвета, скрючившись, и тупо смотрела в одну точку. Слезы давно кончились, но сердце продолжало кровоточить…

Когда я вышла к завтраку, узнала, что у Карла Генриховича опять скрутило поясницу. Он с несчастным видом полусидел-полулежал в кресле-качалке, вновь обмотанный платками и шарфами, и медленно потягивал чай из большой кружки.

– Кто же теперь за Ильей сходит, – снова и снова вздыхал он, поглядывая на меня.

Я, конечно, очень сочувствовала Карлу Генриховичу, но идти за Ильей, да еще в дом к этой распутной знахарке, было выше моих сил. Поэтому я молчала, делая вид, что это меня совершенно не касается.