По привычке Уинтер принюхался. Трупов в доме не было. И вообще ничем не пахло. Это тоже было странно, наряду с отсутствием фотографий на стенах. В большинстве домов стоял запах последнего приготовленного здесь блюда. Значит, в кухне давно ничего не готовилось. Возникал вопрос, как давно Гифорд отсутствует. Ответ, скорее всего, могла бы дать пожилая соседка. Она-то уж точно знает про все, что происходит в округе.

Первая дверь вела в гостиную. Как и в прихожей, стены здесь были белыми и пустыми. И здесь тоже раньше висели фотографии, десятки фотографий. Все крючки были вырваны, отверстия заштукатурены и закрашены. Телевизор был покрыт пылью. Судя по внешнему виду, его давно никто не смотрел. На диване не было подушек, книжный шкаф пустовал. Создавалось ощущение, что эта комната – временное место жительства, как квартира Эрика Кирчнера. Мебель здесь, в отличие от съемной квартиры, не была куплена в комиссионном магазине. Кто-то ее подбирал по цвету и стилю. Розовые занавески сочетались с тоном красного дивана, а мебель дополняла гармоничный вид комнаты.

– Странно, – сказала Андертон. – Непонятно, живет он здесь или нет?

– Согласен, у меня тот же вопрос.

Ответ на него нашелся в соседней комнате. По размеру она была в два раза меньше гостиной. Когда-то это был кабинет или столовая. Сейчас здесь хранилось фотооборудование Гифорда. Осветительные приборы аккуратно стояли у противоположной двери стены. Уинтер заметил вспышки на треножных штативах, зонтики, диффузоры и маленькую стремянку. На полках высокого стального стеллажа хранилось все, что могло ему понадобиться. Здесь царил порядок – каждому типу изделий отводилась отдельная секция. Камеры, линзы, фильтры. Чехлы на нижней полке были сложены в соответствии с размером. Наиболее объемные – слева, маленькие – справа.

На окне были установлены тяжелые железные ставни, блокирующие солнечный свет. Перед окном стоял письменный стол с системным блоком и монитором высокого разрешения. Уинтер сел и обернулся. Андертон рассматривала полки, не прикасаясь к ним. Он нажал на кнопку пуска. Компьютер зашумел и начал загружаться, остановившись через несколько мгновений на экране с запросом пароля. Уинтер поискал, нет ли стикера с написанным от руки паролем. Было достаточно наивно надеяться на то, что удастся подобрать доступ. Он посмотрел, не приклеен ли стикер под столешницей, но там тоже ничего не было.

Он начал думать, какой пароль может быть у Гифорда. Но он только-только познакомился с ним, и догадаться было проблематично. Он попробовал просто вбить его имя и фамилию. Без пробелов, заменив буквы «i» на единицы, а «o» – на ноль. Такой пароль система не приняла. Он попробовал еще раз, на этот раз заменив «Билли» на «Уильям», оставив единицы вместо «i», и поставив четверку вместо «я». Снова неудача. В третий раз он пробовать не стал – за три неправильные попытки система могла и заблокировать. А никому не станет легче от того, что жесткий диск запустит процедуру самоочистки.

– Здесь бы ребятам из полицейского IT-управления поработать, – сказала Андертон из-за его плеча. – Не волнуйтесь. Если они что-то найдут, мы об этом узнаем.

– Да, но всегда лучше все видеть своими глазами, – сказал Уинтер, откатившись от стола и повернувшись к ней лицом.

Следующая дверь вела в кухню. Аналогично прихожей и гостиной, здесь также были замазанные отверстия от крючков. Кухня тоже не создавала впечатления, что Гифорд ею пользовался. Словно это был дом-маска. Предметы, которые здесь находились, вызывали почти такой же интерес, как и предметы, которых не было. Здесь были чайник и тостер. Больше на столешницах не было ровным счетом ничего – ни микроволновой печи, ни ножей, ни весов, ни кулинарных книг, ни произвольно лежащих предметов. Посуды в раковине не было. Сама раковина блестела, как и плита. Вода в чайнике была холодная, но чайником пользовались в обозримом прошлом. Поддон для крошек в тостере был чистым, но несколько крошек все же было. Значит, им тоже пользовались некоторое время назад.

Первый ящик, который открыл Уинтер, был пуст. Во втором лежала одна чашка, глубокая и плоская тарелки – они были аккуратно размещены на нижней полке. Третий ящик был забит макаронами быстрого приготовления. В ящике для кухонных принадлежностей лежали одна вилка, один нож и одна ложка. В соседнем ящике лежала горка аккуратно сложенных белых полотенец для посуды. Все остальные ящики были пусты. Даже пары ножниц было не отыскать.

– Подойдите-ка сюда, – позвала его Андертон.

Она стояла у холодильника, открыв обе его дверцы. На средней полке было с десяток упаковок ветчины, все нераспечатанные и с действующим сроком годности. На нижней полке четыре крупных бруска маргарина. На двери не было ни сока, ни молока. В нижних ящиках – никаких салатных овощей и зелени. Верхняя полка морозильника была забита батонами хлеба.

– В нижних двух то же самое.

– Похоже, Гифорд на диете из тостов, бутербродов с ветчиной и доширака.

– Что очень странно.

– Но и очень практично. Чем меньше времени тратишь на готовку, тем больше остается на более интересные занятия.

– Типа взрывания женщин и слежки за их мужьями, – продолжила Андертон.

– Да, именно так.

Окно выходило в маленький садик. Одну треть занимал деревянный настил, на котором не было ни стульев, ни стола, ни гриля, ни цветочных кадок. Они вышли из кухни и пошли наверх. Там было четыре двери, все закрытые. В первой комнате они нашли пустующие шкафы, ящики и кровать с отсутствующим постельным бельем. То же самое – во второй.

Спальня Гифорда оказалась за третьей дверью, и в ней обнаруживались явные следы его присутствия: скомканное посреди кровати одеяло, небрежно лежащие подушки. В верхнем ящике комода лежало нижнее белье: слева – аккуратно сложенная стопка трусов-боксеров, справа – свернутые в шарики носки. Остальные ящики пустовали. Одежда висела в шкафу. Слева – белые рубашки, справа – коричневые хлопковые брюки. На полке для обуви в нижней части шкафа стояли две пары начищенных до блеска коричневых мокасин.

– Судя по всему, к одежде у него такой же прагматичный подход, как и к еде, – заметила подошедшая сзади Андертон.

– Похоже на то.

– Почему так?

– Потому что жизнь каждого человека ограничена определенным количеством часов и минут. Допустим, ты спишь восемь часов в день, и вот уже третьей части суток нет. Что делать с двумя третями? Гифорд на этот вопрос сказал бы, что он точно не желает тратить время на мысли о том, что съесть или надеть на себя.

– Жестко.

– А привязывать самодельную бомбу к человеку не жестко?

Четвертая дверь вела в ванную. На вешалке висело одно полотенце, и в держателе была одна зубная щетка. Ванная содержала в себе ничуть не больше информации о Гифорде, чем все остальные комнаты, что само по себе было красноречивым свидетельством о его личности.

– Какой вывод мы можем сделать из всего этого? – повернулась к нему Андертон. По своему обыкновению, задав вопрос, она сама погрузилась в размышления над ним. – Теперь мы знаем, что он живет один. И, судя по всему, это его привычное состояние.