4. Человек, которому в каждом приходе было поручено арестовывать и пороть бродяг, следить, чтобы ссоры не перерастали в драки, препятствовать незаконным играм и вообще принуждать к соблюдению королевского мира, был полицейским-любителем, избираемым на один год, которого называли petty constable (буквально «малый коннетабль»). Должность констебля была учреждена в XIII в. Эдуардом I для инспектирования оружия, обеспечения охраны деревень и преследования преступников. Этот несчастный гражданин проводил тяжелый год, поскольку отвечал за спокойствие в своем приходе. Если бродягу задерживал не констебль, а кто-то другой, констебля подвергали штрафу за пренебрежение своими обязанностями. Если же он сам арестовывал преступника, ему часто приходилось держать его у себя дома, потому что во многих деревнях не было тюрьмы, а потом доставить его в суд графства. Опять же именно он должен был сажать в колодки (stocks) деревенских жителей, виновных в мелких правонарушениях. Когда бродягу отправляли в приход, откуда тот был родом, констебли всех приходов на его пути должны были следить за этим путешествием. Человек нашего времени, привыкший к тому, что подобные миссии поручают профессиональной полиции, плохо представляет себе, как в те времена их могли выполнять из года в год выборные поселяне, но надо думать, что это старая английская традиция: ведь в каждой деревне всегда проживало довольно много бывших констеблей, а те всегда были готовы направлять новичка и при необходимости оказать ему помощь. Наконец, во время ежеквартальных судов графства констебль учился на живых примерах и набирался опыта в беседах со своими коллегами. Конечно, случались и злоупотребления, и тиранство на местах; нечто подобное описал Шекспир. Но можно представить себе, какую стабильность давала стране эта вековая привычка населения поддерживать порядок своими собственными силами.

Здание богадельни в Честере. Середина XVII в.

5. Как йомен (мелкий землевладелец) призывался исполнять роль констебля или заседать в суде присяжных, так и сквайр (или джентльмен) должен был исполнять роль мирового судьи. Мировой судья не избирался, его назначали и сменяли по воле короля. Он был связующим звеном между приходом и графством. В приходе, где он был также собственником имения или замка, его уважали как самого влиятельного человека в деревне. Четыре раза в год он заседал в главном городе графства вместе со своими коллегами (это называлось quarter sessions) и судил там самые разнообразные дела, в том числе и административные. Про мирового судью говорили, что «у Тюдоров он прислуга за все», и в самом деле его роль была так велика, что становится понятно, почему английской деревне даже в смутные времена начиная с XVI в. удалось избежать анархии. Ослабление «головного мозга» имело не такое уж большое значение, если периферические нервные узлы обеспечивали правильные рефлексы. Мировой судья — великолепный и сложный персонаж; он был уполномоченным центральной власти и при этом представителем местной власти, независимой от правительства; он играл сразу несколько ролей, которые сегодня исполняли бы разные функционеры, но имел такой практический опыт управления областью, каким не мог обладать ни один чиновник. Между умирающим феодализмом и нарождавшейся бюрократией он представлял собой неистощимые силы Англии. Вначале было только 6 судей на графство; позже их число увеличилось (38 в 1635 г. в Северном Ридинге). Во время пребывания мировых судьей в главном городе графства они получали 4 шиллинга в день; когда дело требовало расследования на месте, суд поручал это двум мировым судьям, и один контролировал другого. Выше их стоял главный шериф графства (High Sheriff), назначаемый на год. Мелкие правонарушения разбирались на малых сессиях (Petty Sessions), на которые собирались только соседние мировые судьи. Таким образом, каждый приход жил под присмотром мирового судьи, к которому констебль доставлял правонарушителей. Несмотря на значительные заботы, с которыми была сопряжена должность мирового судьи, ее весьма добивались. Стать мировым судьей было почетно, и это считалось самым очевидным признаком влиятельности человека в своей провинции. Как и в любой человеческой деятельности, эффективность тут зависела от достоинств занимающего эту должность человека, но похоже, что в своем большинстве мировые судьи были достаточно разумными администраторами.

6. Можно представить себе жизнь деревни во времена Тюдоров. В центре изящная постройка из серого камня, окруженная садом за кирпичной оградой. Это жилище сквайра, который является также мировым судьей. Церковь часто построена в его парке. Общинные поля еще существуют и дают много работы констеблю, потому что там множатся конфликты и кражи. На неделе все работают, потому что не работать — правонарушение. По воскресеньям люди должны упражняться в стрельбе из лука и учить этому своих детей, но это уже всего лишь докучливый пережиток. Поселяне предпочитают другие забавы, которые констеблю приходится запрещать. Так что они укрываются в пивных (ale houses), где во внецерковные часы пьют и играют. Ходить по воскресеньям в церковь обязательно, и тех, кто пренебрегает богослужением, наказывают штрафом в пользу бедняков. Все поступки под надзором. Обозвать женщину колдуньей — серьезное правонарушение, поскольку для нее последствия могут быть ужасными. Нескольких старух заподозрили в том, что те сглазили животных и людей. К счастью, мировые судьи пожимают плечами и воздерживаются сжигать всех колдуний, которых к ним посылают.

7. Горизонт деревни очень узок. Ни один человек не осмеливается покидать приход без уважительной и законной причины. Странствующие актеры могут передвигаться, только имея разрешение, подписанное двумя мировыми судьями. Из-за чего к ним относятся как к бродягам, то есть секут и клеймят. Студенты университетов, пускаясь в дорогу, должны запастись подорожной грамотой, подписанной в их колледже. Житель деревни так занят полевыми работами и многочисленными общественными обязанностями, что у него нет времени думать о чем-нибудь другом. Однако теперь ему заметна роль центральной власти. Ведь это от имени короля с церковной кафедры или у креста на рынке провозглашают новые указы. Йомены отправляются в город на ежеквартальные сессии; мировые судьи получают поручения от самого короля; лорд-лейтенант, наместник графства, часто ездит в Лондон и знаком с министрами. В каждой деревне исподволь формируется живая ячейка большого организма, который станет государством.

1. Вместе со средневековым политическим строем при Тюдорах меняется и его интеллектуально-духовный аппарат. Нет ничего любопытнее, чем влияние на Англию итальянского Возрождения и немецкой Реформации. Уже определились национальные черты. Чувственность великих итальянцев, их страстная любовь к статуям и картинам, пробуждение интереса к языческой Античности, проповеди, где христианские добродетели защищаются исключительно цитатами из Сенеки и Горация, слишком человечные папы-гуманисты — все это поражает молодых англичан, которые с восхищением приезжают послушать Савонаролу или Марсилио Фичино. В Англии, как и в остальной Европе, Платон во времена Генриха VII побеждает Аристотеля; в XVI в. схоластические тонкости Средних веков вызывают такое презрение, что прозвище Дунса Скота — Тонкий Доктор (Doctor Subtilis), некогда синонима мудрости, порождает слово dunce — невежда. Но в английских университетах эрудиты пользуются своим знанием греческого не столько для подражания поэтам, сколько для толкования Евангелия. Италия для них — «объект восхищения и отвращения». На всем протяжении своей истории англичане, хоть и тянущиеся к средиземноморской цивилизации, распознают в этой тяге дьявольское искушение. Италия примет бунтарей и творцов, вдохновит Чосера, но шокирует среднего англичанина. «Итальянизированный англичанин — воплощенный дьявол», — гласит расхожее высказывание XVI в. Впрочем, этот средний англичанин далек как от итальянской чувственности, так и от немецкой свирепости. Грубый и прямолинейный гений Лютера страшит эрудитов Оксфорда и прельщает только молодых людей из Кембриджа или «бедных священников», лоллардов. Первым оксфордским реформаторам хотелось бы исправить ошибки Римской церкви, но они даже не помышляют о том, что христианин может ее покинуть. Некоторые из тех, кто будет распространять новую мудрость, такие как Томас Мор, позже умрут за католическую церковь.