язык приклеился к нёбу. Каждой клеточкой своего красивого тела она ощущала свою принадлежность к тому, что происходило в спальне. Цветные кресла, черный столик, высокий черный торшер у противоположной стены казались ей частью ее. И хотя она не понимала половины из того, что сейчас слышала, но чувствовала, что находится в гуще темных великих дел. Это тревожило и пугало.

Одно дело, будучи подручной Вяземского, обеспечивать работу Лаборатории и совсем другое дело погружаться в глубины непостижимого и запретного. Ведь известно, что всякий носитель запретной тайны – это мишень для алчущих проникнуть в нее. Зовалевская вспотела. Чистая бело-синяя простынь, как натянутая парусина, без единой морщинки, намокла под нею.

Зовалевская знала, что в Лаборатории перепрограмми-ровалась память людей, но зачем все делалось, что творилось вокруг этого и что следовало за этим, не представляла. Безупречно выполняла свою работу, даже не запоминая клиентов. Лишь тринадцатый застрял в извилинах мозга, потому что был последним, потому что с ним пришлось повозиться еще до отправки в Лабораторию. Им особенно интересовался архидем.

Но сейчас ворошить мозг всем этим Зовалевская была не в состоянии, она впитывала в себя слова Прондопула:

– В этом цикле Вселенной по духовной матрице временной парадигмы наступает эпоха торжества духа Игалуса. Но изменения произойдут, если тринадцатый в этот временной промежуток выберет путь, начертанный Игалусом. Тринадцатый незаменим как единственный потомок своих далеких предков в этот временной период. Я провел большую работу. Преодолел двенадцать подходов, чтобы исключить любую ошибку. Мозг тринадцатого адаптируется к моим установкам и принимает новые команды. И все-таки опасность еще существует.

Вениамин продолжал столбиком вытягиваться в дверях, плечом касаясь косяка:

– Вы знаете, как остановить Муруфула? Чтобы он не смог противостоять вам.

– Только предательство его помощников и посвященных ослабит Муруфула. Тогда я смогу пробиться сквозь его противодействие и остановить. Тебе и ей придется поработать над этим. – Прондопул приподнял руку.

А Вяземский отчетливо уловил толчок в сторону Зовалевской. Повернул к ней голову. Лучи солнца на теле девушки играли, когда грудь высоко поднималась при вдохе и опускалась при выдохе. Грудь была небольшой, с четко выраженными торчащими сосками. Вениамину всегда нравились ее грудь и ее красивые сосочки. Но сейчас сознание уводило к другим мыслям.

Архидем отошел к журнальному столику, сел в кресло, положив руки на цветные подлокотники.

Вяземский оторвал плечо от косяка и чуть расслабил тело.

Зовалевская опять попыталась сесть, но наплыла новая обезволивающая волна и девушка перестала чувствовать свое тело.

– Ты хорошо проявила себя за время работы. И хотя у тебя были ошибки, ты достойно преодолела их. Настало время совершить посвящение тебя в тайну моей миссии и взять под мою полную защиту, – разнесся по спальне голос Прондопула, – я прибыл посвятить тебя, как когда-то Вениамина.

Зовалевскую поставили в тупик услышанные слова. Она с придыханием расширила глаза. Правая рука архидема легла на черный журнальный столик и повернулась ладонью кверху. Девушка видела ее на столике и одновременно ощущала на своем теле. Тепла от нее не было, жег холод, пробирал до костей. Пальцы словно проникли под ребра, коснулись сердца, превратив его на миг в неподвижный комок. Потом легли на лоб: мозг в голове покрылся твердой ледяной коркой, а все чувства молниеносно куда-то улетучились.

И вот она уже во все глаза смотрит сверху от потолка на собственное тело. Оно восхитительно, это приятно осознавать, оно нравится ей:

– Я рада, что это мое тело, – сказала она, ни к кому не обращаясь.

– Превосходное, – услышала, и не поняла откуда.

– Но почему оно не со мной?

– Ты вышла из него, чтобы сделать выбор.

– Что я должна выбрать?

– С кем ты.

– Не понимаю.

– Тебе предоставлена возможность стать посвященной в тайну великой миссии архидемона Прондопула, находиться под его защитой или остаться простой смертной.

– А мое тело? Оно останется со мной? Я не хочу без него, – сказала, любуясь им.

– Его никто не забирает у тебя, – был ответ, – ты вернешься в него сразу, как только сделаешь выбор. Архидемон ждет твоего решения.

Она видела Прондопула в кресле. В сине-черном костюме, с темным пятном вместо лица. Видела и Вениамина у двери, чуть ссутулившегося, с опущенными плечами:

– А без моего решения нельзя?

– Нельзя! – прозвучало категорично. – Твой ангел не уступает свое место бесу, не отпускает тебя без твоего решения.

– А кто говорит со мной?

– Тот, кто знает тебя с самого рождения. Твой бес-защитник.

– Но я не вижу тебя.

– Увидишь, если сделаешь верный выбор. Не тяни кота за хвост, ответь. Хочешь ли остаться с ангелом или принять защиту самого архидемона Прондопула?

– Я никогда не видела ангела.

– Не сожалей. Это беспомощное существо. Я всегда был сильнее его. Но архидемон Прондопул сильнее меня.

– Я не сожалею. Но, может, все-таки не прогонять ангела?

– Тогда архидемон расстанется с тобой. Он не принуждает. Так в шестнадцатый год правления Тиверия кесаря Йешуа не принуждал Марию сделать выбор.

– А кто они?

– Они тебе не нужны. Твое место возле архидемона Прондопула.

– Мне нравится работать у него.

– Это твой выбор?

– Может быть.

– Ты выбрала!

Голос медленно погас, стало тихо. Тело, на которое смотрела Зовалевская, внезапно исчезло. Она распахнула глаза и поняла, что лежит на кровати все в той же позе. Взгляд пополз по спальне и зацепился за Вяземского:

– Что это было? – прошуршала пересохшими губами.

– Посвящение, – отозвался тот и пошевелился, разминая ноги. – Ты стала посвященной, как и я.

Ее квадратные глаза застыли, смысл этих слов только сейчас медленно овладевал мозгом.

Прондопул повторил:

– Ты отказалась от ангела и приняла мою защиту. Отныне ты посвящена в тайну моей великой миссии.

Зовалевская близко увидала глубокий размытый взор архидема и внезапно будто сорвалась в пропасть, не испытывая страха от ее черной пустоты.

Прондопул стоял рядом, рука зависла над ее телом и, как магнитом, потянула девушку с кровати. Зовалевская сползла ногами на пол, выпрямилась перед архидемом, ощутив легкость и спокойствие.

– Твой выбор сделал тебя сильнее. Ты чувствуешь? – спросил Прондопул.

– Да. Это будет всегда? – преданно заглянула ему в глаза.

– До той поры, пока не предашь меня.

– Я не предам, – выпалила поспешно.

На лице Прондопула мимолетно появилось выражение, похожее на усмешку:

– Не обещай невозможного. Слаще порока ничего нет. – Легкое движение воздуха скользнуло по телу девушки, и архидем очутился в кресле. – Все люди предают, только причины предательства разные. – Локти легли на цветные подлокотники. – А теперь одевайся и слушай.

Зовалевская сорвалась с места, схватила со стула халат, юркнула в него и в мягкие тапочки и остановилась рядом с Вениамином. Ей