Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только постоянно быть в мире у Птины не получалось: сестрицы-то начеку. Рийин глаз не сводит, близнецы по очереди заглядывают, посвящёнными своими любуются. Да и отец поглядывать начал: где это доченька его любимая пропадает? Не начала ли снова пакостить?
Приходилось Птине подружку свою бросать, домой возвращаться, хоть на время. А когда возвращалась — люди видели, как зелёная звёздочка падает за горизонт. Так и появилась у пти-хаш, ждущих возвращения Госпожи, легенда о Зелёной искре.
Что видели пти-хаш, видели и другие. А звездочёты ещё в книги вносили, что для Птины было совершенно лишним. Истребили верные люди звездочётов. Только одному удалось спастись после крушения Мир-Махема и знание, хоть и тайно и неполное, потомкам передать. Но и это Птине показалось лишним: где один, там и другие появиться могут. Один увидит, другой поймёт, третий догадается. И все старания зря.
А что Викейру не увидела, как половина её посвящённых исчезла, а другая ненавидеть и бояться её начала, так это от того, что Сёстры, оберегая своих подопечных, старались не приближаться особо. А с высоты не всё разглядеть получается. Рийин же и вовсе не до них — ей за всем миром целиком смотреть надо.
Было у Птины местечко одно, куда сестрицы её заглянуть не могли. Решила она там всех посвящённых собрать и себе подчинить.
А потом начались неудачи. Сначала сиротка подросла и свободы захотела. Пришлось Птине её давить нещадно. Теперь уж какие дела: с виду девчушка совсем безумная стала — без присмотра не оставить. Потом пришла весть, будто кто-то заинтересовался и искрой Зелёной, и книгами старыми. Хорошо, что верных людей у Госпожи было много. Только вот сестрицы заподозрили что-то. Даже посвящённых не пощадили, так хотели во всём разобраться.
И Птине стало скучно. Наигралась. Тут ещё хозяйка тела парня рыжего разглядела, влюбилась… Так просила свою подружку, так умоляла, чтобы та ей помогла. Ну и помогла Птина, ох, как помогла… заодно и вспомнила, зачем вообще в этот мир полезла. Не очень-то он ей и нужен оказался. Разрушать и портить куда веселее.
***
— И это всё? — задохнулась Сольге. — Целый мир погиб просто потому, что какой-то вздорной девчонке было обидно и скучно?
— Увы, — виновато улыбнулась Рийин, — однажды мы увидели всё, но ничего не могли поделать. Теперь же нужно решить, что делать с вами, уцелевшие люди разрушенного мира.
В этот миг Альез вскрикнула и схватилась за укушенную руку. Птина вырвалась и помчалась прочь. Вскоре она исчезла в молочно-белом ничто, только сгустившаяся пустота напоминала, что она только что была здесь.
— Я найду её, — сказала Викейру, и пустота расступилась перед ней, открывая взгляду маленькую фигурку далеко впереди.
Янкель опустился на колени перед бесчувственной девушкой и легонько погладил её волосы:
— Какая красивая… И как ей досталось.
Та, словно ощутив его прикосновение, открыла глаза, огляделась и заплакала:
— Она всё-таки притащила меня сюда.
Девушку звали Доника. Когда-то Птина обещала ей свободу — сразу, как только сотворит задуманное. Но каждый раз девчонка придумывала что-то новое. Она заставила подчиниться тело Доники — и оно не росло, не взрослело долгие, долгие годы. Она уходила, иногда надолго, порой Донике казалось, что навсегда, но каждый раз возвращалась и лишала хозяйку тела того, к чему та успевала привыкнуть, привязаться, а то и полюбить. Она обещала любовь Хендрика, но убила его, наигравшись. Она обещала целый мир, но лишила всего.
Тем временем вернулась Викейру.
— Она спряталась в одном из миров Создателя. Там мы почти бессильны, — голос её был холодным и прозрачным, как зимние звёзды, тихим, как самые тайные заклинания.
Сёстры склонили друг к другу головы. Если они и шептали, то так тихо, что подслушать их было невозможно.
— Что ж, Птина, сама не желая того, помогла нам принять решение. Мы просим вас о помощи, о уцелевшие. Мир, в котором прячется наша сестра, нам неподвластен. Но мы можем отправить туда вас. С нашими благословениями и судьбой, которую вы себе выберете. Вы найдёте там Птину и вернёте её нам, а мы создадим ваш мир заново. Точно таким, каким он был, со всеми дорогими вам людьми и местами, мы повторим всё, до мелочей и с того момента, который вы выберете для себя. Это будет нашим даром вам, нашей благодарностью за помощь. Мы даём вам время подумать.
Какой выбор сделать, когда его, в общем-то, нет? Вечные скитания в мутном, молочно-белом ничто или почти безнадёжный поиск, но в живом, настоящем мире, пусть и чужом? Сольге только кивнула, когда её плечо сжала рука Шо-Рэя. Янкель, не оборачиваясь, сделал то же самое. И даже Доника, кажется, была согласна.
Что ответил Сёстрам за всех Шо-Рэй, Сольге уже не услышала: она вдруг пошатнулась и тяжело осела на сгустившуюся пустоту.
***
Здесь её тоже окружило молочно-белое ничто. Только было оно немного другое — плотнее и чище. Оно не сгущалось под ногами, превращаясь в тропу, оно сразу было тропой. А в его глубине пылало зелёное пламя с голубыми всполохами.
«Я просто посмотрю», — сказала себе Сольге и направилась к нему.
В какой-то момент ей показалось, что она слышит голоса. И чем ближе Сольге подходила, тем отчётливее они становились.
— Сольге, — звали голоса, — иди к нам, Сольге! Мы здесь, мы рядом, мы скучаем без тебя!
Среди языков пламени кружились тени. Они-то и звали Сольге к себе. Одна из теней была очень похожа на Байвин.
— Сольге, — сказала она, — моя милая сестра, я была так несправедлива к тебе. Иди же сюда, я хочу обнять тебя!
— Иди к нам, Сольге! Мы хотим твоей дружбы. Иди к нам, иди же!
Кого-то Сольге узнала, кого-то нет, но ей очень хотелось туда, к ним. Она сделала ещё один шаг.
— Стой! Не смей! — голос Толфреда заставил её замереть на месте. — Не подходи сюда!
— Не надо, Сольге, уходи, тебе здесь не место, — вторила ему Ийрим.
Но другие звали и манили всё громче и настойчивее.
— Не слушай их, мой весенний цветок, — печально улыбнулся из пламени Хендрик. — Тебе не нужно сюда. Уходи. Живи, моя Сольге, иди и живи.
В хор голосов вступил ещё один. Другой. Живой и тёплый. Голос, который недавно спросил:
— Ты веришь мне, Сольге? Ты веришь мне?
Сейчас он звал.
— Вернись, вернись, принцесса. Не оставляй нас.
Сольге было жалко голос, но
