Они замерли на краю.

— Нам нужно туда, Сольге.

— Нет, мы погибнем!

— Не погибнем. Девчонка прыгнула, не думаю, что она хотела себе навредить. Пожалуйста, Сольге!

— А как же другие?!

— Нет никаких других больше! Нет! — маг закричал, отчаявшись убедить её хоть в чём-то.

Сольге молчала. Пока Шо-Рэй искал ещё какие-нибудь слова, чтобы убедить её, Янкель разбежался и прыгнул. Раз — и нет ни Янкеля, ни пепла — ничего.

— Нет!

Шо-Рэй схватил её за плечи и сильно тряхнул:

— Очнись, Сольге! Послушай, ты веришь Янкелю? — она кивнула. — А мне веришь? Сольге, ты мне веришь?

— Верю.

— Дай мне руку, принцесса. Дай мне руку и постарайся не коснуться пламени.

Раз — и никого. Зелёно-голубое пламя хищным зверем заскочило на скалу и разочарованно закружилось на месте. Пусто. Никого не осталось.

Эпилог

Мутное, молочно-белое ничто клубилось вокруг, но стоило сделать шаг, как оно сгущалось под ногами и превращалось в дорогу.

Янкель, ещё не до конца пришедший в себя после прыжка, огляделся. Где-то вдалеке мелькала маленькая фигурка, оставляя после себя узкую тропинку.

— Доопти! Стой! — закричал Янкель и бросился следом.

— Не думаю, что стоит оставлять его без присмотра, — покачал головой Шо-Рэй. — Лучше бы нам всем держаться вместе.

Сольге кивнула. Перед глазами ещё стояли короткий триумф Байвин, гибель Толфреда и Ийрим, падение Хендрика, собственный прыжок… Было больно думать и вспоминать, трудно дышать и совершенно невозможно представить, что делать дальше.

— Идём, — маг обнял её за плечи и повёл по следам Янкеля.

Дорога становилась всё шире, из белой пустоты выступали неясные очертания каких-то неизвестных предметов и снова терялись в ней.

Казалось, что потерять Янкеля из виду будет непросто — где там прятаться в этой пустоте — но если бы не следы, то так бы и бродили в молочно-белом ничто отдельно Янкель, отдельно Сольге и Шо-Рэй.

Янкеля нагнали случайно и внезапно. Он замер, глядя на темнеющие вдали фигуры.

Их было четверо. Высокая женщина в белом и две, немного помладше, похожие на отражения друг друга: одна в синем платье, другая — в красном. Младшие держали за руки Доопти, вырывающуюся и вопящую. Крики её странным образом затихали тут же, не разносясь по всей пустоте.

Старшая размахнулась и отвесила девчонке звонкую оплеуху. Две другие в это же мгновение дёрнули её каждая в свою сторону, и… Доопти раздвоилась.

Женщины повернулись к пришедшим.

***

У Сахо — Создателя миров — было три дочери-помощницы.

Старшая — Рийин, мудрая и осмотрительная, неустанно бдящая за подвластными ей мирами: днём за мирами смотрел правый глаз, а ночами — левый. Самая незаменимая, самая незаметная из дочерей Сахо — каждый мог воззвать к ней в поисках защиты и покровительства, но мало кто так делал. Риййин носила платья всех оттенков белого и туго заплетала волосы, чтобы они не падали на глаза, не мешали смотреть за мирами.

Близнецы Альез и Викейру были настолько неотличимы лицом, сколь и не схожи характерами.

Альез, появившаяся на свет на долю мгновения раньше сестры, а потому считавшая себя главной из двух, признавала платья только огненно-красного цвета и характер имела под стать — пылкий, упрямый, отважный. Она покровительствовала правителям и воинам. А что Альез иногда не хватало мудрости и осмотрительности её старшей сестры, так, если честно — каждый ли правитель мудр, каждый ли воин осмотрителен?

Викейру предпочитала таиться в самых глубоких оттенках синего. Была строга и созерцательна, скрытна и чужда напора своего близнеца, добиваясь желаемого терпением и разумно выбранными путями. Она покровительствовала магам и звездочётам. Скрытность её переняли маги, редко раскрывающие свои секреты, а созерцательность — звездочёты, не сводящие глаз с небес, терпеливо ожидая изменений.

И была у Сахо любимица — четвёртая его дочь. Самая младшая, самая вздорная, самая избалованная. Звали её Птина. Не было у неё ни терпения, ни осмотрительности. Ничего толкового не могла создать младшая дочь Сахо. Зато умела она проникать в миры, созданные отцом и сёстрами. И чудила там, и куражилась. Что могла — портила, что не портила — разрушала.

И не было на неё никакой управы. Сердце отца таяло при виде младшенькой, всё ей прощалось, всё оправдывалось. Старшим сёстрам только и оставалось, что сжимать кулаки в бессильной злобе да скрипеть зубами, мечтая, наконец, задать трёпку распоясавшейся Птине.

***

— Однажды наша сестрица запустила в заготовку нового мира налепленных ею чудовищ, — голос Рийин был мягким, журчащим. — Думала, что пакостит нам, а разозлила самого Сахо. Это была идея совершенно нового мира, каких он ещё не создавал — такая изящная и тонкая работа, что даже мне не позволено было к нему прикасаться.

Старщая из Сестёр была такой высокой, что Шо-Рэю пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Один глаз Рийин отливал серебром, другой — золотом. Только сейчас он был воспаленным, красным, с обожжёнными ресницами и бровью. Светлые волосы были гладко зачёсаны и заплетены в тугую косу, чтобы ни волоска не попало в мир, за которым приглядывает старшая дочь Сахо.

Близнецам Шо-Рэй мог заглянуть в глаза почти на равных. Как похожи были они между собой, как различны. Сложная причёска Альез против небрежной косы Викейру. Гордый, воинственный взгляд против задумчивого взора. Пылающий красный против умиротворяющего синего. Одно лицо — и бездна различий.

Альез держала за руку насупившуюся Птину — младшее лицо Доопти — девочку в том возрасте, когда она становится девушкой. У ног Викейру лежала другая — девушка постарше, возрастом то ли как Янкель, то ли чуть старше.

— Этого отец снести не смог, — продолжала Рийин. — Наказание было строгим. Но обидеться сестрица решила не на отца, а на нас. И выбрала для мести самый первый созданный нами мир, самый дорогой нам.

Птина нашла девочку-сиротку, чтобы поселиться в её теле. Прятаться от старших сестёр так было проще и веселее. И всё сначала было хорошо. Нашла недовольных Сёстрами-покровительницами, посвящённых ссорить между собой начала. Там шепнула, здесь письмецо подбросила. Кто подумает на бедную сиротку? Дальше — хуже. Подумала Птина, что прибрать к рукам весь мир, так любимый сёстрами, будет куда лучшей и болезненной местью, чем просто в нём покуражиться.

Для начала хитрая девчонка стёрла все упоминания о себе. Где сама, где чужими руками. Придумала Госпожу, кому надо подсказала — а уж обиженных, готовых поверить, что обидчикам воздастся свыше, всегда найдётся достаточно. Собирала их Птина по всему свету, а с веками они все перемешались и стали одним народом — пти-хаш,