– Хорошо приложил?

– Знаешь, я много чего видел. Но чтобы так били… В общем, Ирокез, как кот помойный – нагадил и тут же смылся. Барыгу в реанимацию – там он и прижмурился ненароком. Я решил Ирокеза уму-разуму поучить – мол, не делается так… Вызваниваю его – подойди, сынко, на базар. Не идет. Залег на хате, как крокодил за корягой, и носа не кажет. Я ребят за ним послал. Он их разбросал, как кегли, – а пацаны были не слабые. И ушел этот говнюк, ветром гонимый.

– Упал на дно. А потом заделал того черного, – кивнул Влад. – Верно?

– Заделал, сука. Заделал.

– Как?

– Шею свернул… На сто восемьдесят градусов. Вижу, ты в боевых искусствах не профан. Должен знать, что нелегко мужика, который штангой занимался всю жизнь, заставить свою задницу созерцать.

– Интересно. И как это тэквондист средней руки таких успехов достиг?

– Эх, знать бы… Говорят, какой-то дурью баловался в последнее время. Бывало, глаза стекленели. Слова от него не дождешься, все в даль пялится.

– Что за дурь? – насторожился Влад.

– Не знаю…

– Значит, до этого был нормальным. И вдруг…

– Немножко нервным был… Мне кажется, слегка неуверенный в себе, поэтому и кураж напускной. Агрессия… Ладно, чего в этот психоанализ вдаваться… Ему всегда хотелось большего. Стать сильнее. Удачливее… Его на этом заклинило.

– И как он пытался стать сильнее и удачливее? – спросил Влад.

– Стал страдать всякой хреновиной. Озаботился духовным самосовершенствованием… Медитация. В стенку смотрел. Цигуны, прочая чепуха… На курсы записался.

– Какие курсы?

– А-а, мало ли умельцев мозги людям трахать за деньги? Кидалово чистое. Но он на том шаманстве завис…

– Что за шаманство?

– Общество по совершенствованию личности. Короче, я уехала, твоя крыша!.. Ирокез даже на ихний сходняк катался куда-то в Поволжье. Оттуда вернулся совсем шпалой пришибленный. Тогда все проблемы и начались…

Влад ощутил, как натянулась гитарной струной и тонко запела путеводная нить.

– Подсобишь мне найти твоего беглого холопа? – спросил Влад.

– Подсоблю, – кивнул Самурай. – Найти… Но не больше… У меня и так грехов на душе накопилось…

– А больше и не прошу.

* * *

Вовка откровенно скучал, взирая на потемневшие от времени полотна. Правда, поначалу он сыпал вопросами, тыкая в сторону живописных полотен:

– А кто та тетя?.. А зачем у нее веник в руке? А это Иисус Христос? А почему в дядю стрелами стреляют?

Но постепенно ему становилось все тоскливее. Мрачные библейские сюжеты, которыми славилась западноевропейская живопись, его угнетали. Он уже не шагал бодро, а вис на руке Насти.

Оживлялся он при виде батальных сцен. А заметно повеселел в рыцарском зале. Он восторженно верещал, когда видел наиболее солидные образцы боевого, турнирного и охотничьего вооружения. Стоящие за стеклом рыцарские доспехи поразили его малыми размерами, и Насте пришлось объяснять, что богатыри прошлых веков были не двухметровыми гигантами, а по нынешним меркам совсем хлипкими дистрофиками. Немецкие конные доспехи с седоками в латах, будто призраки, готовые ринуться в атаку, вызвали у него опасение. Холодное и огнестрельное оружие взволновало малыша. Там бы он и остался на недельку-другую, но Настя, не любившая оружия, потащила его дальше. И Вовка опять заскучал и начал зевать.

– Ах ты невежда, – возмущалась Настя. – Тут собрано лучшее, что создало человечество, а ты зеваешь.

– Хочу мороженое, – заявил Вовка, у которого были свои взгляды на лучшее, что сделало человечество.

– Ты посмотри на него… В Эрмитаж теперь будем ходить каждую неделю. Пока не понравится. Понятно? – строго посмотрела Настя на Вовку.

– Хочу мороженого, – упрямо настаивал он.

– А подзатыльник не хочешь?

– Не хочу.

– То-то.

– Хочу мороженого.

– Хватит ныть, – вмешался Влад. Вовка, почувствовав мужскую волю, сразу сдал назад.

Влад, в отличие от Вовки, не считал, что лучшее, созданное человечеством, – это мороженое. Однако в музейных залах тоже ощущал себя стесненно. Его давили эти стены. Они хранят мертвые вещи. Когда-то вещи были живыми – их покупали, собирали для того, чтобы украшать быт. Лишившись своих хозяев и перейдя в разряд экспонатов, вещи утратили жизнь. Странно – вещи в музеях перестают служить людям. Люди начинают служить им. Перевернутый мир.

– Лошади, – с уважением протянул Вовка, глядя на живописную батальную сцену. – А кто победил?

– Сильнейший, – сказал Влад.

– Я за того болею, – Вовка показал пальцем на правого рыцаря.

– Было б это кино, мы бы с тобой пари заключили, кто кого.

– На что бы спорили? – заинтересовался Вовка.

– На мороженое, – кивнул Влад.

– Так, стоп. – Настя строго поглядела на Влада, сбивавшего весь воспитательный процесс, и взяла за руку Вовку. – Слушай внимательно, сынок. Мы находимся в зале фламандской живописи. Знаешь, что такое Фламандия?

– Это где-то в Китае, – со знанием дела заявил Вовка.

– В Китае? – возмутилась Настя. И начала выговаривать сыну за невежество и учить уму-разуму.

Оживился Вовка в зале импрессионистов. Яркие краски ему понравились. Он задерживался около пейзажей и все время спрашивал:

– А это где?.. А мы туда поедем?

Настя, обладавшая энциклопедическими познаниями в области прекрасного и сама являвшаяся частью именно прекрасной составляющей этого мира, терпеливо разъясняла наконец заинтересовавшемуся Вовке, чем импрессионизм отличается от классической живописи и что изображено на полотнах.

– Хочу туда, – ткнул Вовка в пейзаж Мане.

– Больше, чем мороженого? – улыбнулась Настя.

– Больше, – прикинув все «за» и «против», авторитетно заявил Вовка.

Ему в конце концов дали возможность самостоятельно разглядывать картины, а Настя присела на кушетку рядом с Владом. Взяла его ладонь, погладила.

– Влад, тебя что-то давит, – произнесла она негромко.

Он неохотно кивнул.

– Неприятности?

– Пока не знаю… Не знаю…

– Нам что, с Вовкой снова собираться на море? – с некоторым оттенком горечи произнесла Настя.

Влад пожал плечами. Потом произнес:

– Насть, я сволочь. Я устроил для тебя и Вовки ад…

– Вовка любит море, – усмехнулась Настя.

– Зато ты ненавидишь.

– Я ненавижу месяцы без тебя. Новые квартиры. Знаешь, жены военных привыкают переезжать из гарнизона в гарнизон… Только у меня нет даже гарнизонов. У меня есть съемные квартиры. Вещи, которые я не покупала и не собирала, которые купили для меня незнакомые мне люди. У меня нет подруг. К людям я отношусь с подозрительностью – вижу в них потенциальных агентов твоих врагов. Ничего у меня нет. Только твои усталые глаза. И страх…