– До Клина сколько?

Шофер – молодой парнишка в кожаной куртке и крагах – небрежно указал на большой ящик рядом с водительским сиденьем.

– Оплата по таксе. Сорок копеек километр.

– Вот те раз! А в газетах пишут, что плата умеренная.

– В принципе, хоть сорок копеек, хоть четыре, – усмехнулся водитель, – для вас, гражданин, разницы никакой, я вас все равно не повезу.

– Это почему же? – возмутился Маслов.

– Нам далее тридцати километров от Москвы отъезжать не велено. А до Клина в три раза больше.

– Мне очень надо в Клин, товарищ!

– Так садитесь на паровоз, – равнодушно предложил водитель.

– Не могу на паровоз – если на поезде поеду, не успею. Меня в Клину очень ждут. За девяносто километров я вам уплачу сорок пять рублей.

– Да у нас и по городу желающих пруд пруди. – Шофер оживился, но быстро сдаваться не хотел. – Я, например, сегодня через пассажиров и не обедал… К тому же при езде за город платить в оба конца полагается:

– Хорошо. Даю сто рублей.

– Эх, что с вами делать? В конце концов, советский человек должен помогать советскому человеку. Садитесь. Только, чур, о нашей поездке – молчок!

– Само собой, товарищ!

В кабинете сидел худой, с землистым цветом лица человек во френче без знаков различия.

– Кто из вас планировал операцию задержания Тараканова и его подельников? – спросил он вошедших с ходу.

– Я! – отрапортовал Гусаков.

– Операция спланирована крайне небрежно, что говорит либо о вашей профессиональной непригодности, либо о злом умысле. Доказать обратное вы сможете только одним способом – поймав Тараканова и компанию. Что намерены делать?

– Я докажу, товарищ Зампред! – срывающимся голосом поклялся Гусаков.

– Что намерены делать, я вас спрашиваю?

– На розыски белобандитов ориентирован весь личный состав Транспортного отдела ГПУ, информация передана в Центральный аппарат, в губернские отделы, в милицию и уголовный розыск. Полномочий у меня маловато…

– Хорошо, я дам указание, чтобы ваши приказы выполняли так, как будто они поступили от меня. Идите и работайте. Если преступники в Москве, вы не должны дать им убежать из города. Свободны!

– Есть! – Гусаков козырнул с явным облегчением, четко развернулся и, чеканя шаг, направился к двери кабинета. Но старался он зря – отдав команду, Ягода повернулся к Буевичу и на железнодорожного чекиста никакого внимания больше не обращал:

– Присаживайтесь, товарищ Буевич.

Станислав Адамович нерешительно сел на самый краешек стула.

Ягода подвинул к себе кожаную папку, но открывать ее не стал:

– Запрос вашего непосредственного начальника о Костине был передан в ИНО[33]. Только что мы получили оттуда ответ. Оказывается, коллеги уже давно интересуются этой персоной. В настоящее время Костин проживает в Париже и чувствует там себя весьма неплохо – имеет миллионное состояние. А недавно он стал искать человека, способного, как это они называют, «сходить в СССР». Нашел некоего Кунцевича – бывшего чиновника Департамента полиции. Вот его фото из нашего архива – взгляните.

Буевич взял в руки карточку. С нее на него смотрел плотный усач лет пятидесяти.

– В двадцатых числах июня Кунцевич выехал в Эстонию, – продолжал Ягода. – Вчера, в разговоре с подругами, его жена жаловалась, что супруг до сих пор сидит в Печорах и конца и края этому сидению не видно. Как вы думаете, что он там делает?

– Ждет возвращение своего агента, – ответил Буевич, не задумываясь.

– Правильно. И кто этот агент?

– Я почти уверен, что Тараканов. Он должен был изъять и доставить за границу нечто из дома миллионера. Вот только что именно?

– Я думаю, что это что-то ценное, весьма ценное. Затеянная Костиным экспедиция – дело затратное, из-за ерунды ее снаряжать не будут. Впрочем, к чему гадать – найдем Тараканова, узнаем. Вам ясна ваша задача?

– Так точно!

– Что думаете делать?

Буевич потер рукой подбородок:

– Кунцевич ждет Тараканова в Печорах, значит, последний должен перейти границу где-то неподалеку. С Эстонией здесь граничит… – Сотоспор задумался, вспоминая гимназические уроки географии.

– Псковская губерния, – подсказал Ягода. – Дальше.

– Слушаюсь! Без посторонней помощи границу перейти нелегко, следовательно, Тараканов обратится ко сведущим людям. Границу обычно помогают перейти те, кто сами часто это делают, то есть контрабандисты. Я сам в пограничных губерниях не служил, но предполагаю, что у местного ОГПУ должна быть агентура в их среде. В общем, надобно ехать в Псков и общаться с тамошними товарищами.

– Великолепно! Езжайте немедленно, я распоряжусь выдать вам соответствующее предписание. Да, и переоденетесь в партикулярное.

В Клину Маслов велел высадить его за пару кварталов до вокзала. Он дошел до тупика, в котором стоял ленинградский поезд, и обратился к курившему в тамбуре багажного вагона кондуктору:

– Здравствуйте, с праздничком!

Железнодорожник стряхнул пепел с папиросы и важно кивнул.

– Нельзя ли до Бологого без билетика? А то я поиздержался…

– Вы о чем, гражданин? Контроль на линии.

– Да я и в багажном посижу, с меня не убудет.

– Два рубля.

– Согласен!

– Тогда залазь. А в Бологом я тебя за версту от станции выпущу – там поезд скорость сбавляет, прыгнуть сможешь?

– Прыгну!

Маслов поднялся на подножку и оказался в тесном тамбуре.

Кондуктор провел его в служебный отсек вагона и строго-настрого приказал сидеть ниже травы, тише воды.

В час ночи Алексей спрыгнул с поезда. У какого-то кабака подрядил извозчика, велев везти до станции Едрово.

– Так через два часа туда псковский пойдет! – удивился «ванька».

– Вот нам с тобой его и нужно обогнать. Понимаешь – я контролер. Если сяду в Бологом – поездной бригаде об этом тут же станет известно, и они «зайцев» не возьмут. А я сяду на полустанке, где меня никто не ждет, и накрою их, как миленьких! А то вишь, привыкли карманы свои набивать за счет государства.

Возница объяснением, видимо, остался доволен, потому что больше никаких вопросов не задавал.

Когда в четыре часа ночи к Едрову подошел псковский, Маслов сел в вагон уже никого не таясь – так далеко от столицы его вряд ли искали. Конечно, розыскной циркуляр дошел и досюда, однако сильно ли волновали местных чекистов дела коллег с другой железной дороги? Впрочем, судьбу он искушать не стал – сошел на станции Березки, не доезжая до псковского вокзала четырех километров. В город пришел пешком.