***

Пришёл в себя я в палате интенсивной терапии областной больницы Нежнина. К моему лицу была прижата дыхательная маска, рядом мерно гудел аппарат жизнеобеспечения и пищал монитор, отслеживающий жизненные показатели. Не то, что я ожидал, но тоже неплохо — с учётом того, что я вот он, лежу, дышу и даже думать могу. И всё помню.

В больнице я провёл почти две недели. Врачи были рады, что смогли вытащить меня с того света, и очень жалели, что я оказался единственным, кто выжил, не считая команды. Город нёс траур по погибшему мэру, правоохранители пытались разобраться в том, откуда в самолёте оказался нелегальный яд, а я отдыхал и приходил в себя.

Пару раз ко мне наведался следователь из местного следственного комитета. Он задавал вопросы о том, кто я, кем являлся Папе — точнее, Кряжеву Дмитрию Егоровичу, мэру города Нежнина, каким образом оказался в самолёте и почему остался жив. На все вопросы у меня были заранее подготовлены ответы, проверить достоверность которых сейчас никто бы не смог. Я рассказал, что несколько месяцев назад Дмитрий Егорович нанял меня для проверки мифа о древнем артефакте, который предполагалось разместить в городском музее. Да, Дмитрий Егорович сам поехал в Лхасу, чтобы заключить договор, и там мы встретились. Да, я подтвердил ту информацию, которую получил из газет и от свидетелей. Нет, артефакт мы не забрали, его должны были привезти позже, после заключения договора и организации экспозиции. Да, я летел обратно вместе с Дмитрием Егоровичем. Нет, я не знал, что у него с собой такое…

А потом произошло что-то непонятное. Одним утром ко мне в палату вошел мой лечащий врач, сообщил, что я абсолютно здоров и сегодня выписываюсь. Мне принесли выписной эпикриз, в котором стоял диагноз «острый аппендицит», а в графе «Фамилия, имя, отчество пациента» — Логинов Александр Андреевич. Я непонимающе посмотрел на врача, тот пожал плечами, передал мне паспорт с новой фамилией и конверт. На месте, где должен был быть шов от аппендэктомии — так называлась операция, которую мне якобы сделали, — я обнаружил именно его, чуть подживший, но вполне достоверный.

Собравшись, я вышел из больницы, сел на скамейку в сквере, достал конверт, распечатал и вынул из него записку. «Алекс, — говорилось в ней, — я благодарен тебе за то, как ты изменил мою жизнь. Надеюсь, я смог отплатить тебе той же монетой. Все документы переоформлены на новую фамилию. Уверен, что вы с Мартой будете счастливы». Подписи не было, но я легко предположил, кто мог всё это организовать. Князь. Или Игорь? Я даже не знал, как теперь называть его, ведь он не просто не сделал мне ничего плохого, наоборот — исправил то, что всё портило.

Сложив записку обратно в конверт, я сунул его в карман куртки. Затем заглянул в задний карман рюкзака, чтобы убедиться, что ключи от квартиры лежат на привычном месте, и увидел кристалл — тёмно-зелёный с розовыми вкраплениями…

4.

Только-только отцвела сирень. Марта шла, размахивая букетиком таких ароматных, но, к сожалению, последних самых любимых ею цветов, и мечтала, что скоро всё закончится. Ещё чуть-чуть, и она уедет из этого города. Будет приезжать к родителям и брату с племянниками — у Любаши родились близнецы, но это всего на несколько дней в году, а в остальное время не будет вспоминать ни о чём. Может даже встретит кого-то, с кем сможет забыть.

Марта почти дошла до автобусной остановки, как за её спиной раздался голос:

— Извините, это не вы потеряли?

Она встала, как вкопанная, не решаясь оглянуться и понять, что ошиблась. Что это не он, и что обращаются не к ней.

— Извините, — в этот раз сказано было ей в ухо, и она повернула голову, встречаясь взглядом с глубокими серыми глазами.

5.

Он стоял на том же балконе и наблюдал за тем, как она со своим мужчиной шла по набережной. Они держась за руки и что-то активно обсуждали. Вот она остановилась, подошла к парапету, оперлась на него обеими руками и запрокинула голову, глядя в чистое без единого облачка летнее небо. Мужчина подошёл к ней, поднял за талию, закружил, словно пушинку, и она закричала.

В крике было столько счастья, что он скривился. Да, здесь, пожалуй, уже не стоит ждать, пора брать дело в свои руки. Тем более, что проявился Нефилим, а это не к добру…

Эпилог

1.

— Мы делили апельсин, много нас, а он один… — Марта оторвала лепесток от ромашки, и тот полетел, влекомый ветром, в сторону реки. — Эта долька для ежа, эта долька для ужа…

— Почему вдруг про апельсин? — спросил подошедший со спины Саша. — Это же совсем про другое считалка. Тут нужно: «Любит, не любит, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт».

— Так уже послал однажды. Уехал чёрти куда, мне не сказал. Собираюсь вот теперь общее имущество с ним делить. — Марта повернулась к нему и хмыкнула. — Я, например, венец себе хочу. С камнем. А ты?

— Где-то у нас мумия одного из славянских богов лежала. Пожалуй, соглашусь на неё. — Саша взял Марту за руку, в которой была общипанная ромашка. Та тут же упала им под ноги. — Я тут подумал, а что, если мы отправимся искать трикстера? У меня даже клиент нарисовался, под которого можно всё организовать.

— А раздел имущества? — Марта с укором посмотрела на него. — К тому же, я уже говорила, что строить отношения чисто на всяких приключениях и чудесах невозможно. Вот постареем, всё закончится, и куда мы?

— Ну, дурак я, что ты хочешь от бывшего наёмника? Зато я точно знаю, что ты всё сможешь — построишь и укрепишь. Мне Бог мозгов не дал, так у нас ты есть, мелочь моя! — Притянув Марту к себе, Саша поцеловал её в висок. — Куда я теперь без тебя?

— Куда? Ну… — посмотрев на тот берег реки, она развернулась к нему, оказавшись в кольце его рук, — думаю, пойдёшь трикстера искать. Камень, опять же, надо вернуть.

— Дался тебе этот камень! — Саша опустил руки и посмотрел туда же, куда смотрела Марта. На том берегу стоял китаец и, кажется, улыбался…

2.

— Мы делили апельсин, много нас, а он один…

Зацепившись левой рукой за очередной уступ, я почувствовал, что опора под ногами крошится. Поняв, что ещё чуть-чуть, и полечу вниз, преодолевая себя, я рванулся вверх и сумел ухватиться за край скального