– Я не дам.

Мать, что стояла чуть позади, тут же вскинулась, но волхв жестом указал ей не вмешиваться. Жрецы всполошились, переглядываясь, кто-то досадливо качал головой, а кто-то с пониманием смотрел на княжича, но никто из них не проронил и слова. Главным среди них был Мирогост. Мстислав ставил его слово во главу, и после ухода князя это право осталось за ним, по крайней мере, до тех пор, пока не очнётся Волот.

– Он отдал ей обручье, – поспешил разъяснить Мирогост, наблюдая, как вихри гнева застилают взор княжича. – Хозяин уже знает о ней и лютует, почему она до сих пор не у него. Он забрал жизнь князя только по этой причине.

Дарко выслушал его, чувствуя, как каменные стены будто пришли в движение и давят со всех сторон, загоняя в ловушку, не позволяя вздохнуть. В ушах зазвенело.

– Мы потеряли Мстислава, хочешь, чтобы и Волот ушёл вслед за отцом? Хочешь потерять брата? – давил он.

Мать от услышанного вскинула руку к губам.

Дарко гневно сощурился, внутреннее буйство разрывало на части, но он не сдвинулся с места, стоял, что каменная плита, свирепо оглядывая волхва. Повисла тишина, что загустела вокруг и стала почти осязаемой.

– Я узнал, как нам его изгнать, – вдруг сказал Мирогост. – Он на пределе, гнев его велик. И теперь мы можем его обхитрить. Но для этого нам нужна невеста.

– А если не выйдет?

Мирогост долго посмотрел на юношу, мелкая судорога прошлась по щеке, верно старик сам был на взводе.

– Должно получиться. Я уверен, – сказал спокойно волхв.

Если бы он возразил, если бы бросился его прогонять, тогда Дарко бы ни на долю не усомнился в том, что нужно не позволить им это сделать. Но старик будто чуял его накал, чуял и обходился осторожно, благоразумно.

Всё это Дарко слышал и уже не раз. И хотелось лезть на стену от безысходности, от мыслей о том, что творится с Волотом.

– Ты даже не можешь представить, насколько он всемогущ, – продолжил волхв. – Сегодня это князь, а завтра – всё городище. Разрушит наш дом, и порастёт он лесом, а народ, если кто и останется в живых, уйдёт, – шептал он сдавлено и хрипло. – Она нужна Волоту, а он – ей. По раздельности им будет только хуже. Так что отойди и не мешай. Или… уходи, – сказав это, Мирогост повернулся к столу, проведя крупными для старца пальцами по книге, что была раскрыта перед лучинами.

Дарко заметил краем глаза, как мать вскинула гордо подбородок, будто это было её победой. Всё же получила своё. От гнева заполонило глаза туманом. Если мать и раньше относилась к нему прохладно, то ныне вовсе врагом считает. Это отчужденное и холодное отношение к нему не было для него секретом, оно тянется из прошлого. То, что роды у неё было тяжелые, и едва сама чуть не погибла, давая ему жизнь, от того неприязнь эта передалась в крови, выкормилась грудным молоком.

Наверное, впервые он посмотрел на мать осуждающе и с укором. Хоть никогда не позволял себе того, как ни тешил себя объяснениями и оговорками, а всё же в душе винил её. Винил за то, что она навлекла на них столько бед. Если бы она тридцать зим назад не пошла в лес, убежав от нянек, ничего бы не случилось. Тогда она впервые встретила хозяина леса, и нужно быть неразумной, чтобы не распознать в нем духа, неживое существо. Будучи замужем за князем Мстиславом, и после встречалась с ним. Пока он не заманил её в чащу леса и не перекинулся. Тогда, по словам матери, ей удалось сбежать, если верить ей. А за побег хозяин леса проклял её, да только проклятье пало не на неё, а на ребёнка, которого она уже носила под сердцем от Мстислава. Так дух и поселился в Волоте, требуя невест.

Дарко повернулся к волхву.

– Я сам её принесу.

Мирогост кивнул, давая на то согласие.

Развернувшись, княжич пошёл прочь.

– Дарко! – окликнула его княгиня. Видно была против того, но он не отозвался и уже скрылся за дверью, выходя из дымного помещения. Через горницу не пошёл, подозревая, что дружки Волота остались на ночлег, потому обошёлся потайными переходами.

Ночь уже ушла за середину. С востока заметно бурело небо. Темнели вежи на крепостной стене, а на землю уже легла роса. Самая долгая ночь, которую помнил Дарко. Докатывался до слуха грохот щебня, видно народ уже спозаранок спешил к реке, водрузить на ладьи товар.

На пороге его встретила Руяна, сонная, с растрёпанной косой, в одном исподнем. Глубокое удивление отпечаталось на её лице. Под взором княжича она сжалась, спеша прикрыться руками.

– Росья спит уже, – обронила она.

– Я знаю и хочу забрать её.

Дарко не видел, как исказилось в удивлении лицо чернавки, но та посторонилась, пропуская княжича в светлицу.

Росья лежала на постели недвижимо. Чернавке ещё верно не ведомо, что так сморило её, и если бы стала будить, то не добудилась бы. Русые волосы рассыпаны по подушке, лицо отвёрнуто и бледно, как и губы. Размеренно вздымалась и опускалась её грудь, и недавние ласки, что отпечатались в памяти, вонзились острыми шипами в самое сердце. Захотелось безумно прижать её и зацеловать. Спрятать ото всех. Отчаяние и гнев смешались, рискуя извести Дарко окончательно, заставить сорваться. Было невыносимо видеть Росью, эту хрупкую, нежную девушку, в лапах чудовища. Но ещё невыносимей было то, что он сам, Дарко, пришёл за ней вопреки своим обещаниям, которые он дал ей в тот миг, когда покидал Дольну. Обещал вытащить из этой ямы, в которую он её посадил, обещал увезти, сберечь, а в конечном счёте сам пришёл за ней, предал. И так скверно сделалось на душе, хоть волком вой.

Дарко склонился, закутав девицу в одеяло, легко подхватил девушку на руки, та и не весила ничего, как пушинка.

– Что случилось? Далече? – не удержалась чернавка, что стояла бездыханная за его спиной.

Дарко ей не ответил, да и что тут скажешь? Молча вышел за дверь, под холодное небо.

Росья так и не проснулась, мерцали только в тусклом свете огней обереги на шее и его собственный подарок, что выпал из-за ворота исподней рубахи. Дарко сжимал её, как самое ценное, что было у него. Оставалось только поверить Мирогосту, но верилось с трудом, что всё обойдётся, и дух не причинит девушке вред. И вся эта затея с поимкой нежити сильно не нравилась ему. И как бы не терзался, а волхв прав, позволить загубить Волота княжич не мог, равно как отдать ему Росью. А вот то, что они связаны теперь – он глянул на руку девушки, что покоилась на животе, и на массивное обручье – это тревожило куда больше. Выходит, что Росью он почуял и не оставит девицу. Даже если Волота не станет, найдёт пути к ней.

Вернулся в хоромину, где уже приготовили для Росьи постель. Рядом с Волотом пламенники были погашены, остались только лучины на столе, где лежала книга. Дарко под множественными взглядами положил невесту на постель, отступил на шаг, убеждаясь в который раз, насколько Росья беззащитна рядом с братом, совсем ещё юная, совсем недавно познавшая близость с мужчиной.

Мирогост зашептал заклятия. Дарко, очнувшись от мрачных раздумий, огляделся, не обнаружив среди жрецов мать. Голос волхва становился ниже, и теперь исходил из самого нутра, делая его чужим для старца, непохожим. В его бормотании невозможно было ничего разобрать, верно говорил на языке духов. Языки лучин качнулись, плеснуло густым светом на девушку. Волосы Росьи вспыхнули золотом, заиграли тени и переливы на её лице. Дарко взглянул на волхва и не знал уж, какими силами оставался на месте, удерживая себя от того, чтобы схватить Росью в охапку и унести далеко-далеко, туда, где бы её никто никогда не нашёл. Но, к сожалению, такого места он пока не знал, а все его попытки выстроить его рассыпались прахом.