Фернандо дал ей его, чтобы передать его господину, и что она идет отослать пакет, потому что не видела, когда тот вышел. Эльвира сказала ей, что нет большой опасности распечатать его и что не найдут ли они, быть может, чего о том деле, о каком она говорила. Виктория, и не хотевшая другого, тотчас же его распечатала. Эльвира пересмотрела все письма и не преминула остановиться на том, которое было написано женской рукой и адресовано дону Фернандо де Рибера в Мадрид. Вот что она в нем прочла:

Ваше отсутствие и известие, полученное мною, о том, что вы женитесь при дворе, лишит вас особы, которая вас любила более своей жизни, если вы скоро не придете, чтобы ее разубедить и исполнить то, чего вы отложить и от чего вы отказаться не можете без явного охлаждения или измены. Если то, что о вас говорят, — правда и если вы не думаете более о том, что вы обязаны сделать для меня и наших детей, то, по крайней мере, вы должны подумать о своей жизни и о том, что мои родные знают, как лишить вас ее, если вы принудите меня просить их об этом, потому что они оставляют вам ее только по моим просьбам.

Лукреция де Монсальва.

Из Севильи.

Эльвира, прочтя это письмо, не сомневалась более в том, что рассказала ей ее дуэнья. Она показала его своему отцу, и тот сильно удивился тому, как знатный дворянин мог быть настолько подлым, чтобы оказаться неверным благородной женщине, которая вполне стоила его и от которой он имел детей. Тотчас же он пошел к одному севильскому дворянину, своему большому другу, через которого он уже был осведомлен о состоянии и делах дона Фернандо. Едва он ушел, как дон Фернандо пришел за письмами в сопровождении своего слуги, сообщившего ему, что дуэнья его невесты взялась их передать ему. Он нашел Эльвиру в зале и сказал ей, что два посещения простительны при тех отношениях, в каких они с ней находятся, и что он пришел не столько за тем, чтобы видеть ее, сколько за своими письмами, которые его слуга оставил ее дуэнье. Эльвира ему ответила, что она взяла их у нее и что из любопытства распечатала пакет, не сомневаясь нисколько, чтобы человек его лет не имел нескольких любовных привязанностей в таком большом городе, как Севилья, и что ее любопытство плохо ее удовольствовало, но она поняла, однако, что те, которые женятся, не узнав прежде друг друга, сильно рискуют. Она прибавила затем, что не хочет более удерживать его от удовольствия прочесть письма, отдала ему их и, поклонившись, оставила его, не дождавшись даже ответа. Дон Фернандо был сильно удивлен тем, что он услыхал от своей невесты. Он прочитал подложное письмо и ясно увидел, как обманом хотят расстроить его женитьбу. Он обратился к Виктории, оставшейся в зале, и сказал ей, не всмотревшись особенно в ее лицо, что какой-то соперник или какой-то злодей подсунул письмо, которое он только что прочел.

— У меня жена в Севилье! — вскричал он в изумлении. — У меня дети! О! если это не самая бесстыдная ложь, я дам отрубить себе голову!

Виктория сказала, что он, может быть, и невинен, но что ее госпожа должна в этом убедиться, и, весьма вероятно, свадьбы не будет до тех пор, пока дон Педро не уверится у одного севильского дворянина, своего друга, который это выяснит точно, что эта любовная интрига выдумана.

— Этого я и желаю, — ответил дон Фернандо, — и если только в Севилье есть дама по имени Лукреция де Монсальва, то пусть я навсегда останусь бесчестным человеком! И я прошу вас, — продолжал он, — если вы пользуетесь доверием у Эльвиры, в чем не сомневаюсь, защитить меня; наконец заклинаю вас замолвить за меня слово перед ней.

— Я думаю, без хвастовства, — ответила Виктория, — что если она откажет мне, то не сделает ни для кого другого; но я знаю и ее характер: не легко ее помирить, если она сочтет себя оскорбленной; а так как вся надежда на мое счастье основана на ее добром расположении ко мне, я не хочу его лишиться из любезности угодить вам и осмелиться изменить ее плохое мнение о вашей искренности. Я бедна, — прибавила она, — и для меня уже то потеря, когда я не получаю ничего. Если она не выдаст меня замуж, как обещала, я останусь вдовою на всю жизнь, хотя я молода и могу еще понравиться честному человеку. Но как говорится, без денег...

Она хотела было накрутить длиннейшую дуэньичью жалобу, потому что для копирования дуэньи должна была говорить много, но дон Фернандо прервал ее, сказав:

— Окажите мне услугу, о какой я вас прошу, и я вам дам такое положение, что вы сможете обойтись без вознаграждения вашей госпожи; а чтобы доказать вам, — прибавил он, — что я могу вам не только обещать, принесите мне бумаги и чернил, и я дам вам письменное обещание, какое вы только захотите.

— Господи! сударь, — сказала ему мнимая дуэнья, — довольно и слова честного человека; но если вам угодно, я пойду за тем, что вы просите.

Она вернулась со всем тем, что необходимо для того, чтобы написать обязательство даже на сто миллионов золотых, и дон Фернандо был столь любезен, или, лучше сказать, так хотел обладать Эльвирой, что подписал свое имя на чистом листе бумаги, чтобы побудить ее этим доверием усердно ему служить. И вот Виктория на седьмом небе; она обещала чудеса дону Фернандо и сказала, что пусть она будет самой несчастной женщиной в мире, если не позаботится об этом деле так, как будто оно ее собственное, — и она не лгала. Дон Фернандо оставил ее полный надежд, — а Родриго Сантильяна, ее конюший, представлявший ее отца, пришел к ней, чтобы узнать, сколько она успела в своем замысле; она ему обо всем рассказала и показала чистый подписанный лист (за что они оба возблагодарили бога) и заметила ему, что все, кажется, способствует ее удовлетворению. Чтобы не терять времени, он вернулся в дом, снятый Викторией недалеко от дома дона Педро, и там написал выше подписи дона Фернандо обещание жениться, удостоверенное свидетелями, и указал то время, когда Виктория приняла этого неверного в своем загородном домике. Он написал едва ли не лучше