и его дочь не знали, что думать, а Виктория принимала в этом еще большее участие. Дон Фернандо же не мог так скоро приехать: в тот же день, когда он поехал от Виктории, господь наказал его вероломство. При проезде через Ильескас выбежавшая внезапно из дома собака испугала его мула, и тот смял ему о стену ногу и сбросил его на землю. Дон Фернандо вывихнул себе ногу в бедре и так заболел после своего падения, что не мог далее ехать. Он с неделю пробыл на руках деревенских лекарей и хирургов, которые были не из лучших, и его болезнь день ото дня становилась все опаснее; поэтому он дал знать двоюродному брату о своем несчастьи и просил его прислать за ним носилки. При этом известии все печалились о его падении и радовались, узнав наконец, где он. Виктория, сильно его еще любившая, обеспокоилась этим. Дон Антонио послал за Фернандо. Его привезли в Мадрид, где, в то время как для него и слуг готовили великолепное платье (потому что он был старшим сыном и очень богатым), мадридские хирурги, более искусные, чем ильескасские, совершенно его вылечили.

Дон Педро де Сильва и его дочь Эльвира были извещены о дне, когда дон Антонио де Рибера приведет своего кузена дона Фернандо. Вероятно, что молодая Эльвира не была небрежно одета и что Виктория была взволнована. Она увидела, когда вошел ее неверный, одетый, как жених, и если он ей понравился в плохом одеянии и в беспорядке, то в свадебном платье она нашла его самым красивым мужчиной в мире. Дон Педро был не менее им доволен, а его дочь было бы трудно удовлетворить, если бы она нашла в нем что-либо достойное осуждения. Все слуги не могли насмотреться на жениха их молодой госпожи, и все домашние радовались, исключая Виктории, сердце которой сжалось.

Дон Фернандо был очарован красотой Эльвиры и признался своему кузену, что она еще прекраснее, чем на портрете. Он делал первые комплименты, как человек умный, говоря с нею и с ее отцом, и удержался и не наговорил всех тех глупостей, какие обычно говорят тестю и своей возлюбленной те, кто просит руки. Дон Педро заперся в кабинете с обоими кузенами и нотариусом, чтобы прибавить кое-что к договору, чего там не было.

В это время Эльвира оставалась в комнате, окруженная своими женщинами, выражавшими перед ней свою радость пригожеству ее жениха. Одна Виктория была холодной и серьезной среди общего возбуждения. Эльвира заметила это и отвела ее в сторону, чтобы сказать, что удивлена тем, что та ничего не говорит ей о счастливом выборе, какой сделал ее отец в зяте, который кажется полным достоинств, и прибавила, что она хоть из любезности или вежливости должна ей что-нибудь сказать об этом.

— Госпожа, — сказала ей Виктория, — все в вашем женихе столь выгодно для него, что он не нуждается в том, чтобы вам его хвалить. Моя холодность, которую вы заметили, происходит не от безразличия; и я не была бы достойна той благосклонности, какую вы оказываете мне, если бы не принимала участия во всем том, что вас касается. Я так же бы радовалась вашей свадьбе, как и другие, если бы знала меньше человека, который должен стать вашим мужем. Мой муж был из Севильи, и его дом находился недалеко от дома отца вашего жениха. Он из хорошего дома, богат, хорош собою, и я охотно верю, что он умен, — словом, он достоин вас. Но вы заслуживаете всей любви человека, а он не может вам дать того, чего у него нет. Я должна была бы удержаться говорить вещи, которые вам могут не понравиться, но я бы плохо отплатила за все, чем я вам обязана, если бы не открыла всего, что я знаю о доне Фернандо, потому что дело в таком положении, что от него зависит счастье или несчастье вашей жизни.

Эльвира была слишком удивлена тем, что сказала ее надзирательница; она просила ее не откладывать дольше и разъяснить сомнения, какие она зародила в ней. Виктория сказала, что этого нельзя говорить ни в присутствии слуг, ни рассказать в немногих словах. Эльвира притворилась, будто бы у нее есть дело в своей комнате, и там Виктория рассказала ей, тотчас же, как только осталась с нею одна, что Фернандо де Рибера влюблен в Севилье в некую Лукрецию де Монсальва, девушку достойную любви, хотя и очень бедную; что он прижил с нею троих детей, обещав жениться на ней; что это при жизни отца де Риберы держалось в тайне, а после его смерти Лукреция потребовала исполнения обещания, но что он необычайно к ней охладел; что она поручила это дело двум дворянам, своим родственникам; что это наделало большого шуму в Севилье и что дон Фернандо выехал на некоторое время по совету своих друзей, чтобы скрыться от родственников Лукреции, которые ищут его повсюду, чтобы убить. Она прибавила, что дело было в этом положении, когда она покинула Севилью, месяц тому назад, и что прошел слух тогда, что дон Фернандо поехал жениться в Мадрид. Эльвира не могла удержаться, чтобы не спросить ее, красива ли эта Лукреция. Виктория сказала, что ей недостает только богатства, и та приняла решение уведомить своего отца о всем, о чем она узнала.

В это время ее позвали к жениху, который окончил с ее отцом то, о чем они говорили наедине. Эльвира пошла к нему, а Виктория осталась в прихожей, куда, она увидела, вошел тот самый слуга, какой сопровождал ее неверного, когда она их приняла так великодушно в своем доме под Толедо. Этот слуга принес своему господину пакет писем, присланный ему по почте из Севильи. Он не мог узнать Виктории, так как вдовья прическа сильно ее изменяла. Он просил доложить о себе своему господину, чтобы передать ему письма. Она сказала, что тот долго не сможет с ним говорить, но что, если он захочет доверить ей свой пакет, она передаст ему его, когда тот сможет с ней говорить. Слуга согласился и, вручив ей пакет, пошел по своим делам. Виктория, у которой не было времени медлить, поднялась в свою комнату, вскрыла пакет и в одно мгновенье запечатала его, вложив туда быстро написанное письмо. Тем временем оба кузена кончили свое посещение. Эльвира увидела пакет к Дону Фернандо в руках у своей надзирательницы и спросила ее, что это такое. Виктория сказала спокойно, что слуга дона