Дмитрий Александрович действовал своим чередом. В 1279 году он построил (или восстановил) каменную крепость Копорье у южных берегов Финского залива. Дело было нужное и важное. Крепость значительно повышала обороноспособность региона и могла стать базой для наступления русских на шведов в Финляндии или на датчан в Эстонии. Но Дмитрий Александрович был человеком непростым. Скорее всего, он затаил еще одну мысль: обуздать новгородцев с помощью этой крепости. Если бы в ней всегда стоял гарнизон Дмитрия, если бы в Новгородской земле появилось постоянное великокняжеское владение, вольности новгородской общины можно было бы понемногу урезать. Но время еще не пришло. До того момента, когда московские государи заставят навсегда замолчать вечевой колокол Господина Великого Новгорода, пройдет почти двести лет.

Большой знаток русского летописания той поры А. Е. Пресняков заметил, что дело далеко не в одном Копорье: Дмитрий Александрович ставил слободы в Новгородчине, то есть привлекал переселенцев и готовил энергичное наступление на права старой новгородской общины. Это не могло не привести к столкновению с новгородцами.

Началась распря, в которой со временем примет участие князь Довмонт (разумеется, на стороне своего тестя).

* * *

А между балтами и немцами продолжалась резня. Земгалы подняли новое восстание и весной 1279 года осадили орденский замок Тервете. Как, почему? После прошлого восстания они вроде бы приняли католичество. Что изменилось?

Предводителем земгальского племени был вождь по имени Намейзе, когда-то хороший знакомец ландмагистра Вальтера фон Нордека, крестившийся в католичество вместе с соплеменниками и заведший связи среди господ рыцарей. Немцы звали этого туземного старейшину «ir aller Haubtmann» Намейз. «Haubtmann» – это, собственно, капитан; так именовали командующих армиями в то время. Затем стало принято называть их на французский манер маршалами («конюхами») и генералами, что сохранилось доныне.

С земгальским вождем вышла пренеприятная история, обычная для дикарей, которых Европа приобщала к цивилизации. Наймезе думал, что равен рыцарям, а с ним обращались как с существом второго порядка. Какой-то немец во время ссоры дал ему пощечину. Земгал поклялся отомстить и сдержал клятву. Он выступил против ордена во главе своих соплеменников. Такими же историями, к слову, изобилуют известия о покорении Германией балтийских славян.

Воины Наймезе осадили Тервете, выжгли предместье замка и перебили всех христиан, кроме какого-то Бертольда, ибо тот научил земгалов стрелять из трофейных немецких арбалетов. Немецкий гарнизон Тервете поначалу защищался успешно, но, когда земгалы применили арбалеты, рыцари не смогли выдержать обстрел, сделали вылазку и были частью перебиты, частью взяты в плен. Пятнадцать пленников Наймезе отправил в столицу Литвы Кернов, к Тройдену, надеясь получить помощь. Тройден действительно помог, ибо считал войну с немцами главной задачей. Он пополнил своими людьми гарнизоны захваченных земгалами укреплений, включая Тервете. В результате рыцари не смогли отбить ни одного ключевого пункта в Земгалии. Зато в 1279 году храбрый Наймезе совершил ночной набег на Ригу, где захватил в плен вице-ландмагистра Ливонии Герхарда Каценеленбогена и передал его Тройдену. Немец погиб в литовском плену.

Орденский капитул, собравшийся в Эльбинге, принял решение направить подкрепления в Ливонию. Там появился новый ландмагистр. Им стал Конрад фон Фейхтванген (1279–1281), который был также ландмагистром Прусским и сосредоточил в своих руках огромную власть. Такое решение принял гроссмейстер Тевтонского ордена Хартман фон Гельдрунген (1273–1282), когда ему донесли о гибели Эрнста фон Расбурга в битве при Ашерадене и о взятии Тервете.

Ландмагистр Конрад прибыл в Ливонию 13 июля 1280 года. Он сосредоточил усилия на покорении двух балтийских областей – Жемайтии и Земгалии. Хотя сделать это не удалось, Конрад оказался столь дельным, способным и ловким человеком, что со временем занял пост великого магистра Тевтонского ордена.

* * *

Тройден тем временем вмешался в распри галицко-волынских князей с поляками, думая извлечь из них выгоду.

С князем Львом Галицким он помирился после войны 1275 года, и с тех пор отношения между двумя государствами постепенно улучшались.

В 1279 году умер малопольский князь-импотент Болеслав Стыдливый, владелец Кракова, Люблина, Сандомира. Перед смертью Стыдливый оставил Малую Польшу своему племяннику Лешеку Черному, происходившему из династии куявских князей. Однако на наследство Болеслава почему-то претендовал Лев Галицкий.

Для поляков всё это выглядело странно. Лев принадлежал Западу лишь в собственном воображении. Для западных политиков он был необузданным и аморальным агрессором, который действует вопреки европейским законам.

Князь Галицкий, чтобы добиться своего в Польше, лично попросил поддержки у монголов. Тройдену русичи также сделали предложение пограбить ляхов. К нему отправил гонцов за помощью двоюродный брат Льва, волынский князь Владимир Василькович. Тройден живо изъявил согласие бить католиков. Это не противоречило интересам его языческих и православных подданных. Вместе союзники должны были напасть на поляков, но литва опоздала.

«Пришли литовцы к Берестью и стали говорить (волынскому) князю Владимиру: “Ты нас призвал, и веди нас куда-нибудь, мы готовы, на то мы и пришли”». Князь стал думать, куда бы их повести. Своя рать уже ушла далеко на Болеслава, разливаются реки… «И вспомнил Владимир, что еще прежде того Лестько, послав люблинцев, захватил у него село на Украинице, называемое Воинь, и напоминал ему Владимир о том много раз, чтобы тот вернул ему челядь. Он же не вернул ему его челяди. И вот он послал на него литовцев, и воевали они около Люблина, и захватили много челяди, и с большим полоном пошли назад с великой честью» (Галицко-Волынская летопись. 1283 год; дата неточна).

Союзники соединились, но поздно. Поляки сумели собраться с силами. Вследствие этого вторжение, сделанное князем Львом, закончилось неудачей: его разбили. «В той битве восемь тысяч руссаков с литвой и татарами полегли на поле, а две тысячи попали в плен; победившим полякам достались семь боевых знамен, остальные многие руссаки и язычники разбежались, побросав добычу и обозы. Случилось это в 1280 году, в феврале месяце. Сам князь Лев едва утек с небольшой дружиной», – пишет Стрыйковский.

Но это было лишь начало войны. Упрямый Лев Галицкий будет вести ее в течение пяти лет.

Вернемся в Северную Русь. Великий князь Дмитрий Александрович прибыл в Новгород не один, а с войском, чем несказанно испугал горожан. Дмитрий вознамерился усилить своими людьми Копорье и новоотстроенные слободы. Новгородцы были против, и суровый князь пришел, чтобы утвердить власть силой оружия.

К нему прислали «с челобитьем, и с молением, и с дарами» архиепископа Климента, который кое-как сумел утихомирить Дмитрия. Стороны помирились, крепость Копорье оставалась за великим князем. Но тут положение Дмитрия Александровича пошатнулось в самой Владимирской земле. Против него замыслил крамолу родной брат Андрей Александрович, княживший в Городце. Андрей поехал в Орду искать княжения под своим братом. Главным вдохновителем операции был боярин Андрея – Семен Толниевич (так передает его отчество В. Н. Татищев; у других авторов транскрипция иная). Возможно, Семен был как-то связан с новгородцами, а может быть, действовал на свой страх и риск.