– Санитар… санитара мне…

Никто не реагировал, все уткнулись лицом в траву. Кто-то закрывал голову ладонями, другие прижимали к каскам винтовки. Сержант бормотал:

– Бесполезно… насквозь прошибёт…

Командир бронемашины развернул башню, опуская ствол «сорокапятки», чтобы накрыть «Гочкис». С фланга прилетел снаряд, пробил тонкую броню. Назаренко раздавал команды:

– Чашников, гаси пулемёт! Астахов, обходи справа, и огонь гранатами!

В горячке старший лейтенант не понимал, что гранатами на таком расстоянии ничего не сделаешь, а добежать люди не успеют. Но и отлёживаться нельзя. Астахов взял с собой троих красноармейцев и, пригибаясь, побежал к песчаному гребню.

Сержант Родион Чашников хорошо владел «Максимом» и вскоре накрыл японский пулемёт. Убитого унтер-офицера заменил второй номер. Родион продолжал посылать длинные очереди. Пули били по ребристому стволу, казённику. Плющились, рикошетили и отбросили прочь капрала-пулемётчика.

Василий Астахов и трое красноармейцев швыряли гранаты. Они не долетали до бруствера, но опытный лейтенант верно рассчитал момент. Замолчал тяжёлый пулемёт, японцы нервничали, велась торопливая неприцельная стрельба. Взрывы рядом с траншеей усилили смятение.

Назаренко поднял роту и первым вскочил на бруствер. Это был рискованный шаг. В него выстрелил офицер, а японский солдат попытался ударить штыком. Смелым везёт – пуля лишь разорвала рукав гимнастёрки, а солдат не сумел развернуть длинную винтовку со штыком.

Старший лейтенант знал, что за атакой наблюдает комбат, а возможно, и командир полка. Назаренко хотел доказать им, что способен на большее, чем вести в атаку роту. Выстрелом в упор свалил вражеского солдата, стал пробиваться к офицеру. Смелость командира подхлестнула роту, волна атакующих красноармейцев обрушилась на траншею. Остановить их никто не смог. Офицер выхватил меч, но был тут же убит – его храбрость заметить не успели.

Остатки японской роты уничтожили в штыковом бою. Иван Сорокин бежал по траншее, преследуя унтер-офицера. Тот был немолод и не хотел умирать. Винтовку бросать не решался – это стало бы преступлением. Теряя силы, обернулся. Молодой русский лейтенант заносил для удара штык.

– Не надо!

Сорокин понял, это крик о пощаде, но было уже поздно. Выдёргивая штык из тела смертельно раненного унтер-офицера, он на несколько секунд замер. Глаза сорокалетнего японца смотрели на него опустошённо и тоскливо.

– Ну и что! – отгоняя жалость к умирающему врагу, закричал Ваня. – Раньше надо было сдаваться.

Унтер-офицер ответить ничего не мог, а сержант звал Сорокина.

– Товарищ лейтенант, здесь пушка. Мы ихнюю пушку захватили.

– Сейчас подойду.

Сорокин переступил тело и шагнул в капонир. Там стояла противотанковая пушка, лежали убитые артиллеристы, находились ящики со снарядами: ярко-жёлтые гильзы и тёмные блестящие головки.

– Вот это трофей, – не мог успокоиться сержант. – За такую штуку медали положены.

Командир полка Рекунков оценил решительность Юрия Назаренко и его шестой роты.

– Умело действует старший лейтенант, – сказал он полковому комиссару. – Вот так комбаты вырастают. Что-то я твоего нового батальонного комиссара не вижу.

– На месте он, там, где надо. Рядом с капитаном Лазаревым.

– А коммунист должен быть с бойцами, – веско заметил подполковник. – Или не так?

– Конечно, – согласился главный политработник.

Полк наступал успешно. Действия подполковника Рекункова одобрил сам Жуков. Спорить о чём-то не приходилось. 

* * *

Части северной и южной группы упорно замыкали кольцо вокруг армии Рюхэя Огису. У японцев имелось большое количество артиллерии, два танковых и три конных полка, авиация, инженерные части. Сильная оборона перемалывалась наступавшими советско-монгольскими войсками, которые стремились быстрее окружить японскую армию и не дать ей времени для ответных ударов.

Шестая танковая бригада, навёрстывая упущенный первый день наступления, продвигалась вперёд. Взламывались полосы укреплений, расширялся коридор для движения пехоты и артиллерии. На одном из рубежей догнали два танковых батальона, которые вёл капитан Зубов. Они были изрядно потрёпаны. На броне виднелись вмятины от осколков и пуль, краска обгорела. Башню одного из БТ-5 пробил насквозь снаряд, рваное выходное отверстие было наскоро заклёпано.

– Крепко вам досталось, – поздоровался с Зубовым командир передового батальона шестой бригады, тоже капитан по званию, только моложе.

– Вода есть? – спросил Зубов, не пускаясь в лишние разговоры.

– Поделимся с героями.

– Герои не мы, а вон те ребята.

Молодой капитан с опозданием заметил, что несколько танкистов копают в песчаном грунте яму. Рядом лежали тела погибших, пять или шесть.

Двое, сильно обгоревшие, были завёрнуты в плащ-палатки, виднелся обугленный сапог. В тени танка сидел молодой лейтенант и болезненно морщился – ему меняли повязку на голове, присохшую к ране.

– Тише вы, – не выдержал лейтенант. – Смочите что ли, с мясом выдираете.

Старшина сунул ему прикуренную папиросу.

– Терпи, Лёха. Сейчас…

– Ну что, дальше вместе? – спросил капитан.

– Наверное, – пожал плечами Зубов, отрываясь от фляги с тёплой водой. – Пивка бы холодного или кумыса. Там впереди тяжёлая артиллерия. Ребята сгоняли, посмотрели, надо с фланга бить.

– Подождём майора, заместителя командира бригады.

При упоминании о начальстве Егор Семёнович Зубов фыркнул, как рассерженный кот. Он вёл два танковых батальона самостоятельно и хорошо знал свою задачу – прорываться вперёд и не давать японцам опомниться. Комбат всячески избегал лобовых атак, нанося удары с флангов. Иногда делал крюк по степи, ломая оборону с тыла. Это помогало избежать больших потерь.

Вчера в бою он разгромил не только оборонительный узел, но и ремонтную базу, где находились повреждённые танки и грузовики. В качестве трофеев досталось более тридцати машин. Охранять технику он оставил легко раненных и контуженных танкистов. И сегодня с утра его батальоны сбили довольно сильный заслон, потеряв при этом два БТ-5.

Танкисты верили Зубову, все его приказы выполнялись беспрекословно. Говорили между собой, что если дальше всё пойдёт так же успешно, то комбата наверняка двинут на повышение.

– В июне ротой командовал, а сейчас два батальона ведёт.

– Умеет врага бить Егор Семёнович. Таких людей Жуков ценит.

– Как бы голова не закружилась. Вперёд и вперёд! Надо бы и по сторонам оглядываться.

Это были дни славы бывалого танкиста. И по сторонам Зубов оглядывался, а когда надо, ни минуты не мешкал. Разговаривал с заместителем командира бригады на равных, цену себе знал. С усилием, но признал в душе, что следует подчиняться. Не так много у него танков, некоторые требуют ремонта, да и боеприпасы просить придётся – свои снабженцы остались далеко позади. Горючим он на японской базе разжился, а снарядов для «сорокапяток» там не было. Заканчивалась вода, которой требовалось в горячей степи очень много – и для людей, и для машин.