– Закопайте вон в той воронке. И воткните в изголовье пропеллер. Он честно послужил своей стране.

План окружения японской Шестой армии срабатывал. Он готовился коллективно, но именно Жуков руководил войсками, отдавал быстрые и решительные приказы. Как отмечали потом историки, именно в те августовские дни комкор Жуков, один из многих командиров Красной Армии, проявил себя как полководец.

Не всё шло гладко. Затянулись бои за высоту Палец. Оказалось, гарнизон этого укреплённого узла составлял 600 японских солдат и офицеров. Сражение за высоту было жестоким и обошлось немалыми потерями.

Северная и южная группировки советско-монгольских войск охватывали с флангов японский плацдарм площадью семьсот квадратных километров, стремясь замкнуть кольцо окружения.

Были учтены предыдущие ошибки. Шло массированное наступление танков, кавалерии, пехотных частей. Вместе с войсками продвигалась вперёд артиллерия, в воздухе постоянно находилась авиация. Японцы сражались упорно, зачастую до последнего человека. Нередко их укрепления захватывали, когда там оставались лишь убитые и тяжело раненные солдаты. В плен сдавались очень немногие.

Двадцать третьего августа советскому командованию пришлось ввести в бой последние резервы: авиадесантную бригаду и пограничников. Это были хорошо подготовленные части, которые Жуков вынужден был бросить в атаку. Прерывать наступление было слишком опасно. Быстрота решала многое, а промедление могло обернуться самыми непредсказуемыми последствиями.

Граница с Маньчжоу-Го была совсем рядом. Оттуда готовилась переброска дополнительных частей японской армии. Баргутская конница вклинивалась в боевые порядки наших войск, нащупывая слабые места. Её отгоняла артиллерия и преследовали монгольские конные части.

Завязывались короткие стремительные схватки. Кавалерийские эскадроны рубились, не щадя ни врага, ни себя. Затем монгольские всадники разыскивали в степи стоявших возле своих хозяев верных лошадей. Быстро перевязывали раненых товарищей, грузили на лошадей погибших.

Наши командиры предлагали:

– Возьмите машину.

Раненых укладывали в кузов, чтобы скорее довезти до госпиталя. Погибших хоронили сами, совершая в степи свой обряд.

Хирурги поражались терпеливости монгольских солдат. Баргутские клинки наносили глубокие рубленые раны, сквозь которые было видно, как вздымаются лёгкие. Руки были перебиты почти надвое, и спасти человека могла лишь ампутация.

Впрочем, такой же терпеливостью всегда отличались и наши бойцы. В полевых госпиталях они лежали рядом с монгольскими товарищами по оружию. Смертельно раненые, когда были в сознании, принимали неизбежное молча. Лишь иногда, в отчаянии, звали врачей самые молодые из обречённых. Их успокаивали, и они быстро затихали. Уже навсегда. 

* * *

Пехотный батальон капитана Лазарева продвигался вместе с броневой ротой, опережая остальной полк.

Гряда невысоких холмов и травянистые низины стали серьёзным препятствием. Броневики неплохо поддерживали пехоту, но оказались слишком уязвимыми для огня артиллерии. Когда расстояние до японских траншей сократилось, лёгкие противотанковые пушки подбивали машины одну за другой.

Некоторые горели, другие пытались найти укрытие. Виднелись небольшие сквозные отверстия от попаданий, моторы дымили, глохли. Разбросанные по всей линии обороны лёгкие 37-миллиметровки в большинстве уцелели после бомбовых ударов и вели беглый огонь.

Японские артиллеристы хорошо знали слабые стороны нашей бронетехники. Их неуклюжие на вид пушки с тонкими стволами действовали эффективно. Звеня, отлетали стреляные гильзы, а в казённик уже забрасывался небольшой, похожий на яркую игрушку новый снаряд. Выстрел! Ещё один, и ещё. Разгонявшиеся в длинном стволе до скорости 800 метров в секунду мелкие бронебойные снаряды прошивали за полкилометра любую броню. Нагретые палящим солнцем машины вспыхивали так быстро, что экипажи порой не успевали выскакивать.

– Один… три… пять, – считал костры сержант Ютов. – Что же это творится?

К нему жались бойцы его отделения, подавленные видом горевших бронемашин. Они так хорошо смотрелись в кадрах кинохроники, когда шли ровными рядами по Красной Площади, а в открытых люках застыли их командиры в кожаных куртках и шлемах.

Теперь застыли горящие машины. Детонировал боекомплект (60–70 снарядов), вышибая дверцы и опрокидывая на землю массивные башни. Уцелевшие броневики вступали в поединок с японской артиллерией. Экипажу БА-3 удалось точными выстрелами разбить пушку, а затем станковый «Гочкис».

Командир шестой роты Назаренко давно научился действовать быстро, используя в атаке нужный момент. Рота бежала, отблёскивая узкими лезвиями штыков. Красноармейцев поддерживали три «Максима». Очереди били по брустверам, не давая японцам вести прицельный огонь.

– Хорошо Фатеич атакует, – отрываясь от бинокля, сказал комиссар батальона Боровицкий.

– Хорошо, – согласился комбат Лазарев и отдал приказ начальнику штаба поторопить две другие роты.

Продолжала вести огонь из «сорокапятки» бронемашина БА-3. К ней присоединился лёгкий броневик ФАИ с башенным пулемётом.

Из узких окопов перед траншеей выскочили японские сапёры. Они держали в руках пакеты со взрывчаткой и бутылки с горючей смесью, на поясах висели штык-ножи. Это были молодые солдаты, по существу смертники, прошедшие специальную подготовку. Они уже написали прощальные письма родителям и невестам, поужинали вечером с товарищами и нырнули в свои глубокие окопы-засады. Обратного пути для них не существовало.

У молодых сапёров не хватало опыта, но каждый был готов пожертвовать собой. Двое-трое были сразу убиты пулемётными очередями, остальные успели за считаные минуты поджечь лёгкий ФАИ и повредить пушечный бронеавтомобиль.

Первый взвод во главе с лейтенантом Логуновым подбегал к бронемашинам. Как и остальные бойцы, Сергей бежал в атаку с винтовкой, зная, что «Наган» малоэффективен – уроки Василия Астахова не прошли впустую.

Он даже успел выстрелить во вражеского сапёра, но в спешке промахнулся. Японца заколол штыком один из бойцов. Взвод приближался к траншее, когда ударили сразу два ручных пулемёта и захлопали винтовки. Были убиты и ранены несколько человек, остальные залегли.

Сергей продолжал топтаться, то выкрикивая команды, то уговаривая красноармейцев:

– В атаку! Ну вставайте… Нельзя лежать!

Его дёрнул за ногу сержант, и в тот же момент замолотил с характерным звуком тяжёлый «Гочкис».

– Куда, лейтенант? Лежи.

Пули с расстояния полутора сотен шагов летели в залёгший взвод, перехлестнули одного, второго красноармейца. Третий вскочил и тут же упал. Логунов отчётливо разглядел, как брызнула кровь из сквозных ран, отлетали мелкие кусочки чего-то бурого. Стало страшно. В нескольких метрах ворочался и пытался встать красноармеец.