В первый рабочий день Пегги Саутгейт нашла для Джуин халат по размеру.

— Да ты совсем худышка, — сказала Пегги и прищурилась оценивающе, прикладывая к плечам девочки самый маленький из застиранных халатов, а затем прочитала краткую лекцию. — Некоторые из жильцов нашего дома прошли через две мировые войны. Они растили детей порой в очень непростых условиях. Они прожили насыщенную, интересную жизнь. Всегда относись к ним с уважением. И не забывай, что для старого человека одно падение может изменить многое.

Это поучение было воспринято с пониманием. По крайней мере, Джуин его выслушала, а вот коричнево-оранжевый халат она наотрез отказалась надевать. И несмотря на то что миссис. Саутгейт строго относилась к подобным вещам, на это она закрыла глаза, поскольку девочка ей подходила. Дело в том, что у Джуин было время на стариков. Не много, но столько, сколько надо. Она не избегала их общества, как это бывает с людьми, которые боятся стать такими же старыми и немощными. Она была слишком юной и слишком здоровой, чтобы задумываться о том, что не всегда в ее распоряжении будет вся ее жизнь. А если и задумывалась, то предполагала, что это время наступит еще очень нескоро, и она успеет к этому подготовиться.

Ей не приходило в голову, что, когда эти женщины просыпались утром, они каждый раз заново осознавали шокирующий, непостижимый факт, что им семьдесят, восемьдесят, девяносто. Таким же шоком это будет и для нее. Возраст — эта самая жестокая шутка, которую природа сыграла с людьми; само это понятие оскорбляет вневозрастное «я». Джуин еще предстояло это постичь, а также понять, что она и они были на одном и том же расстоянии от смерти — то есть в одном шаге. Тем не менее она умела сострадать и была терпелива.

Поэтому обязанности Джуин не были ей в тягость, как могли бы быть, будь она менее чуткой. В том, чтобы проводить миссис Солтер в туалет и обратно или измельчить еду для обеих мисс Читти и Армитидж, не было ничего сложного.

— Не понимаю, как тебе не противно, — как-то раз поддела Элли дочь, — возиться с этими развалинами.

— Однажды ты тоже превратишься в развалину, — парировала Джуин. В отличие от своего будущего, будущее своей матери она смогла вообразить довольно легко.

— Боюсь, если Тревор будет продолжать в том же духе, то до старости мне не дожить. Этот мальчишка доведет меня до смерти.

— Не забывай, — нравоучительно произнесла Джуин, — что эти женщины прошли через две мировые войны. Они растили детей порой в очень непростых условиях. Они прожили насыщенную жизнь. Ты бы слышала, какие истории они рассказывают.

— А ты, жемчужина моего чрева, не забывай, что я — твоя мать. И веди себя со мной повежливей.

Прошлое подопечных Джуин действительно казалось ей яркой выдумкой. Вот и теперь она поставила тележку с чайными принадлежностями возле стены, поправила скамеечку для ног миссис Солтер, сама устроилась поудобнее и так заслушалась воспоминаниями о старом Ист-Энде, о блицкриге, что не заметила, как стала брать с тарелки и отправлять себе в рот хлебные корки, с которыми, очевидно, не справились чьи-то зубы.

Вера Солтер родилась в центре Лондона, то есть была истинной кокни и, следовательно, никогда не использовала в речи жаргонизмы или сленг. Яркие, подвижные глаза, морщинистая кожа еще более усиливали выражение напряженной концентрации внимания, и, казалось, ничто не могло остаться незамеченным ею.

У Мэйбел Флауэрс же, напротив, было гладкое, спокойное лицо и такие светлые глаза, что в некоторые моменты казались почти бесцветными. Время густо испещрило Веру знаками своего присутствия, но почему-то пощадило ее подругу. Но Вера и Мэйбел были неразлучны, хотя частенько спорили друг с другом, и каждое чаепитие посвящали, как сегодня, перебранкам и воспоминаниям. Несогласие объединяло их и заставляло жить дальше.

— Четыре купона за нижнюю юбку или пару белья, — сказала Мэйбел Флауэрс, размышляя о невзгодах военного времени. — Корсеты по три купона за штуку. Платье — семь купонов. Ни вышивки, ни декоративной строчки. Ни сантиметра лишней ткани на широкие рукава или подгибку.

— А мне кажется, — вставила Джуин, — что вполне можно обойтись и без корсета.

— О, моя дорогая, нет, это было невозможно — появиться на людях без грации.

— Но на подвязки почему-то купоны не требовались, — вспомнила Вера Солтер. — Ни на шляпки, ни на сабо, ни на пояса…

— Нужны нам были эти пояса! Ведь чулок тогда было невозможно достать. Вера, ты помнишь жидкие чулки? Это такая краска для ног.

— Мы использовали холодный чай. В ванне. В домах тогда были жестяные ванны. А ты, мисс Оборвашка, сама не знаешь, как тебе повезло родиться в мирное время. Ты можешь выбирать из множества платьев, юбочек, блузочек…

— Что сегодня происходит? — недовольно сморщилась новая нянечка Даунсайд-хауса. — Объявили международный день приставаний к Джуин?

— Пока ты будешь одеваться как бродяга, то можешь не рассчитывать, что тобой заинтересуются молодые люди.

— Я еще не уверена, — призналась Джуин, нахмурясь, — что мне хочется, чтобы мной интересовались молодые люди. И вообще мне кажется, что от мужчин хлопот больше, чем толку. — Отвлекшись от разговора двух старушек, Джуин позволила своим мыслям и взгляду бродить где им вздумается.

Одна стена в общей гостиной Даунсайд-хауса была целиком стеклянной, поэтому прохожие могли на секунду прервать круговорот своих дел и взглянуть через стекло на стариков, поздравив себя с тем, что пока не находились в их числе. Оформление общей комнаты подавляло. Она была выкрашена в оранжевый и зеленый цвет. Оранжевый цвет теоретически цвет радости и товарищества, а зеленый вроде бы должен вызывать ощущение гармонии и надежды. Здесь же они почему-то производили обратный эффект. Где работники городского совета нашли эти краски? В какой огромной бочке они их мешали? И раз уж об этом зашла речь, откуда они выкопали этот оттенок синего цвета для ванных комнат? Он был буквально создан для того, чтобы вызывать депрессию. Джуин находила, что он очень точно соответствовал ее настроению.

Звонок Кейт обрадовал ее, но не очень.

— Извини меня за то, что я сорвалась, — сказала ей Кейт. — Несправедливо было обвинить во всем тебя.

Но голос Кейт был таким равнодушным, таким неизвиняющимся, что тот короткий разговор мало утешил Джуин. И к тому же очередная ужасная новость — то, что Алекс и Наоми свили собственное гнездышко, — была как для Джуин, так и для Кейт источником неизбывного страдания.

— …Носили гламурные ленты, — говорила тем временем Мэйбел Флауэрс.

— Что это такое? — спросила вернувшаяся к действительности Джуин.

— Это такие шарфы, — пояснила Вера Солтер, — которые мы оборачивали вокруг головы и завязывали спереди. — Она показала жестами, как это делалось. — Нам приходилось их носить, чтобы волосы не попали в станок. Бывало, женщины оставались буквально без скальпа. Насколько я могу судить, нечто подобное случилось и с тобой.