Да нет, всё как раз ясно. Сейчас правит балом кто-то другой. Всем выгодно, чтобы Цахес умер. Если бы не наш приезд, то ему никто не помог, даже если и хотел.

Из страха перед смертью.

Я гадко улыбаюсь, насколько могу. Прошу всех отойти назад. Раздеваюсь, чтобы мне не мешала одежда. Взмах рукой и по телу бегут полосы… Чёрными глазами я смотрю на шокированных лекарей, и те режут молча свои руки. Мне нужна помощь и вы заплатите мне жизнями. Я не терплю полутонов в общении.

Сочная, густая кровь бежит вниз, но не долетает до пола. Она струйками по воздуху несется ко мне, врезаясь в спину и формируя крылья. Часть крови слишком грязная и больная. Кто-то из них заражен. Если бы я хотела, то изменила бы ее так, как мне необходимо.

Но сейчас я слишком ленива. Отшвыриваю именно этот ненужный мне поток в лицо хозяина, обливая того собственной горячей кровью.

Мало, слишком мало… Я хочу еще.

В этот момент в покои заходит еще один из медицинского обслуживания, в ужасе смотрит на меня, на своих коллег и падает на колени…

А потом перерезает себе горло…

Виновен.

Красное на чёрном.

Красиво.

Я безумно улыбаюсь и бормочу, чувствуя силу. Огромный поток силы. Струи крыльев наполняются, звенят и врезаются острыми жалами в тело Цахеса. Смешиваются с его кровью, с его сознанием.

– Ты будешь жить. – Рычу я и сливаюсь с его сознанием.

***

Представьте себе мир из кусков головоломки.

Пазл.

Мозаика.

И вот, ты стоишь в центре этого мира, а куски обрываются и падают в пропасть, черную и пожирающую.

Именно так выглядел Цахес изнутри. Увидев меня, как я весело шагаю в пустоте, он засмеялся.

– Ты моя смерть! Я так и знал!

– О чём ты, радость моя? Я за тобой. – Мурлыкнула я, разглядывая кусок мозаики в руках. Это было всё равно, что смотреть фильм. Эротический.

Мне досталось странное воспоминание.

– А, это так мило. – Улыбнулся он. – Мой первый раз, когда я был с женщиной.

И протяжно вздохнул. Я молча бросила кусок в сторону и подобрала второй. Он был куда интересней.

– Я умираю. И ты, настоящая, даже не знаешь об этом, ты же всего лишь моё воображение…

Я удивленно прошипела что-то вроде «рехнулся?» и довольно улыбнулась в ожидании.

Мне светит достаточно искренний монолог.

Цахес протянул свои руки ко мне и замер:

– А почему у тебя крылья? Я же никогда тебя такой не представлял… И эти клыки… Ты не слишком красива.

Я еле дрогнула, размазалась дымкой и стала более женственной. Он нараспев произнес:

– Моя… мама… Названная, но мама. Я все-таки тебя ждал. Я рад, что умру рядом с тобой. Иногда я думаю, что лучше бы ты позволила моему отцу забрать это тело, он был лучшем правителем.

– Цахес, ты рехнулся? Нашел время вспоминать былое, сыночек – не выдержав, засмеялась я. – Я за тобой пришла, чудовище! Спасать! Давай, позже выясним отношения, угу?

С открытым ртом он замер на последних плитах, не зная, что сказать. Потом еле выдавил:

– Ты настоящая. Это нечестно.

– Честно-нечестно. Дома поговорим.

И оплела его паутиной крови.

***

В реальности же меня отбросило к потолку и размазало крылья по красивым фрескам. Мне бы лицо попроще и поплоще, точно сошла бы за одну из них.

Цахес резко привстал на постели, зажимая нос. Черная кровь хлестала так, что я даже испугалась.

Но потом вспомнила, ему это всё равно, он почти такой же, как и геммы…

Потому что Цахес смотрел на меня золотыми глазами.

– Ты тоже хороша! Они подумали, что я – гемма, и решили меня убрать. Совсем от страха спятили или повод нашли! – Орал на меня Цахес через полчаса. Мы сидим в беседке, пьём чай и пытаемся вести переговоры, что не очень то и выходит. Краем уха я выслушиваю его претензии, а сама наслаждаюсь чаем.

Он вкусен, как и всегда. Настоящий, листовой, заваренный дважды родниковой водой. Терпкий его аромат раскрылся, и теперь воздух пахнет смолой и лесом…

Я закрываю глаза и лечу…

– Ты чего молчишь? – вылавливает меня из воспоминаний Цахес и гневно обливает кипятком.

Обожженная кожа местами краснеет, наливается, и тут же боль пожирается вечно голодным вирусом. Я слегка морщусь от зудящих ощущений, но в ответ Цахесу хищно улыбаюсь, приоткрывая клыки. Через пару секунд я молча вытирала себя салфеткой.

– Да тебя хоть в кислоте купай! – Рычит он гневно и рассматривает себя в зеркало. – Дура ты… Ну кто тебя просил делать мне такие глаза?

Я смотрю в его расплавленное золото и, поджав губы, надменно произношу:

– Чтобы ты знал своё место.

…это тело ему создали в Империи под моим чутким руководством. Я по крови передала информацию и вложила в него вирус, делающий его бессмертным. Но он не гемма, мои дети более совершенны. Притом, его разум вряд ли сможет отказать себе в плотских удовольствиях. Поэтому Император всего лишь бессмертный человек.

– А ты не боишься, что я выделю вирусную клетку и снесу твою уникальность напрочь? Разгадаю твой секрет? – Он всё ещё стоит ко мне спиной, прихорашивается у зеркала. Пусть и не признает, но я знаю – ему нравится цвет его новых глаз.

– Ты наивный, неужели ты не подумал, что я сделаю всё, чтобы уберечь… гхм… свою уникальность? Стоит тебе только попробовать, как… – Я щелкаю пальцами, и Император валится на пол в приступе. Захлебываясь пеной, он воет протяжно от боли, тело его крутит и выворачивает.

Через минуту я отпустила его сознание, сама же подошла и вытерла его лицо от пота и розоватой пены мокрой салфеткой. Он прижался ко мне, молча и без упреков.

Так надо.

Это необходимо и мне, и ему.

– Помнишь, почему я назвал тебя так в своём сознании? – хрипло выдавливает слова одно за другим.

– Помню – улыбаюсь печально я.

– Ты заменила мне мать. Ты сохранила мне жизнь и вмешалась в судьбу этого мира, – вспоминает Цахес, приподнимаясь с пола. – Тогда я был слишком юн, чтобы принять правду, а сейчас ты – единственное, что осталось неизменным за эти пятьсот лет. Ты как якорь, который прибивает меня и мою развязность.

– Но, тем не менее, в твоей хваленой Империи бардак, дорогой.

– Больше не будет.

Он молча подвел меня к витражному окну напротив столика. Мгновение я наблюдала, а потом отшатнулась в ужасе.