Ладно, до свиданья. Пиши давай и ты, только, пожалуйста, что нибудь интересное. Вот как про ежиков, только не в стихах. Про ежиков в рассказах. Роман про то, как ежи идут в свой ежиный Эльдорадо…

Короче, пиши. Я буду ждать.

С.Л.Л

Не поняла, это что? Начала переписывать, а оно раз — и затянуло, точно за руку ухватило, пока до «С. ЛЛ.» не дописала, не остановилась. С. Л.Л., значит. Интересно, что это? Ну, первая «С» это, конечно, смерть. Смерть Лемурам–Лопухам? Смерть Ленивым Ленивцам? Смерть Левым Лыжам?

Ну их, эти письма. Даже читать больше не буду. Нехорошо. А вообще, чем дальше, тем запутанней.

Только я успела об этом подумать, как в дверь постучались.

Заявился Дрюпин. С какой то баночкой неприятного цвета.

Я чуть не рассмеялась — как они обо мне, оказывается, заботятся. Лечат. Клава, Дрюпин, наверное, Клык, если бы мог толком передвигаться, тоже чего нибудь бы приволок.

— Это что? — спросила я. — Бальзам из печени тритонов?

Баночка выглядела подозрительно, подозрительней баночки Клавы, не знаю, мне показалось, Дрюпин наскреб где то со стен бордовой плесени и наделал из нее питательного крема.

— Эликсир, — объявил Дрюпин. — Должен помочь.

— Что?

— Эликсир, говорю. Сам сделал. Там машины, я достал запаски и снял подшипники, а из них выплавил вазелин. Технический, конечно, но чистый. Им можно мазаться…

— Ты дурак? — спросила я.

— А что? Это нормальная штука, она органическая.

— Мне что, голову ею мазать?

— Да. И раны.

— Ты дурак, — сказала я уже утвердительно. — Впрочем, я уже привыкла.

— У меня бабушка голову солидолом мазала, — сообщил Дрюпин. — Знаешь, какие у нее волосы были!

— Во–первых, у тебя не было никакой бабушки. Во–вторых, мажься сам.

Дрюпин поморщился. Он взял баночку и принялся нелепо вертеть ее в руках,

— Я хотел как лучше. Я же не виноват, что в эту трубу не пролез бы…

Это он угрызениями совести мучается. Пусть, пусть помучается, некоторым полезно.

— Ладно, — сказала я. — Прощаю. Можешь оставить свою мазюку.

— Там в медпункте еще от ожогов есть…

— А от зубов нету? — перебила я. — А то у меня вовсю зубы выпадают.

Я улыбнулась.

Дрюпин отвернулся, стал смотреть в сторону.

— Это у тебя авитаминоз, — сказал он. — Витаминов не хватает, вот зубы и выпадают. В медпункте витаминов нет, только рыбий жир старый, так он уже просрочен, никакой пользы…

— Ладно, не сдохну, — отмахнулась я. — Потом фарфоровые вставлю.

— Я слышал, и волосы тоже пересаживают… — начал было советовать Дрюпин, но я поглядела на него пронзительно, и он замолчал.

И я молчала, пальцами на ногах двигала, они у меня почти не пострадали.

— Да ты не переживай, — снова попытался меня успокоить Дрюпин. — Нам бы отсюда выбраться, а там все в порядке будет. Все вылечимся и будем жить, как хотим. Я вот оптимист…

— Ты просто с анакондами не встречался, — сказала я. — После этого как то… Утрачиваешь веру в человечество.

— Я в человечество и не верил никогда.

Я закашлялась. Долго так кашляла, Дрюпин терпеливо ждал, а потом из солидарности тоже закашлял. Кашлять на пару с Дрюпиным было глупо, и я кашлять перестала.

— Знаешь, — Дрюпин потер горло. — Знаешь, я не все тебе рассказал…

— Это ты о чем? — спросила я. — Про тайну своего рождения? Ты, наверное, принц? Извини, Дрюпин, я сейчас не смогу этого вынести.

— Ты тогда спрашивала, что я видел последнее на нашей базе.

— Ну? — я насторожилась.

— Я видел, — Дрюпин поморщился. — Видел. Но не в последний день, немного пораньше. Помнишь, там под конец строгости начались? Несколько месяцев назад.

— Помню.

— Хотя ты, наверное, плохо помнишь, ты тогда в лазарете лежала…

— Я помню! — нервно сказала я. — Помню.

— Тогда еще бардак был страшный, помнишь?

— Помню! Помню!

— Не нервничай, что так нервничаешь?

Я промолчала. Про то, как мне сломали нос и устроили трещину в челюсти, я вспоминала совсем недавно.

— Там кое что произошло… Наверное, важное…

— Ну?

— Седой еще больше поседел, — попробовал пошутить Дрюпин. — Ван Холл прилетел весь зеленый…

— Короче, — попросила я.

— Короче, — кивнул Дрюпин. — Короче так. Это утром было, меня разбудили почти в три, сказали, что с вертолетами какие то неполадки, а что именно, не сказали. Я собрался, побрел на вертолетную площадку. Но оказалось, что мы на вездеходах выдвигаемся. Короче, там было две группы десантников и техническая команда…

Дрюпин рассказывал с паузами, это несколько раздражало, но я решила, что перебивать его не буду. А то еще совсем забудет.

— Мы погрузились в вездеход и отправились, значит. Ты же знаешь наши вездеходы, на шинах низкого давления, они везде пролазят, я погрузился в один, а главный инженер в другой. Вообще, я очень сомневался, что вертолеты могли упасть. То есть оно, конечно, может упасть, но я ни разу не слышал, чтобы они падали. Там многократный дубляж всех систем, это почти невозможно… Короче, через полтора часа мы нашли первый. Он на самом деле упал в лес, поломал деревья. Эскейп–система сработала, пилота на месте не было. Я отправился разбираться с вертолетом, остальные стали искать пилота…

Дрюпин почесался.

— Я сразу заметил — что то не так. Вертолет не просто упал, его уронили. Причем это была не ракета — ни одна ракета не может завалить «Беркут», собственно, ни одно современное портативное оружие, разве что лазерный разрядник. Но из него не попасть в вертолет. Там был оторван хвост. Ты представляешь, что надо сделать, чтобы оторвать хвост у «Беркута»?

— Примерно.

— Примерно… — передразнил Дрюпин. — Нужен кумулятивный заряд, либо промышленный резак, либо… Короче, спецтехника. Оторвать хвост в полете практически невозможно! Кроме того…

Дрюпин опять замолчал.

— В театральную студию не хочешь записаться? — поинтересовалась я.

— Зачем? У нас тут и так театр. Рассказываю дальше?

— Рассказывай.

— Там корпус был оплавлен. Конечно, термоустойчивость у вертолета не такая, как у танка, но проплавить его достаточно сложно. Но вертолет был проплавлен… Хотя не так, не проплавлен… броня с него просто облезла, как вареная кожа. То есть в короткий промежуток времени в небольшом объеме была создана температура ядерного взрыва.