— Давно.

Худолей дождался, когда официант глянет в их сторону, и сделал приглашающий жест рукой. Парнишка в буддийском наряде через минуту стоял у стола. Все с тем же невозмутимым восточным лицом, готовый принять любой заказ.

— Вы примете любой заказ? — спросил Худолей и тут же пожалел — слова оказались больно многозначительными. Но парнишка, видимо, понимал только в узком луче своих обязанностей.

— Согласно меню, — сказал он.

— Тогда вина и водки. И два бутерброда с икрой.

— Понял.

— Икры не жалеть.

— Двойную?

— Если этого будет достаточно, то двойную.

— Понял.

Официанта у бара остановил Пияшев, о чем-то спросил. Видимо, речь шла о заказе. Такой заказ должен был развеять подозрения Пияшева, если таковые и завелись в его блудливых мозгах.

— Я не знала о Наде Шевчук, — сказала Майя. — Она пропала, но мы подумали, что неожиданно уехала домой... Давно?

— Почти неделю назад.

— Мы думали, что она уехала домой, — повторила Майя. — У нее ребенок должен быть.

— Мальчик, — сказал Худолей.

— Откуда вы знаете? — вскинулась Майя и тут же сникла. — Ах да, ведь было же вскрытие.

Появился официант с водкой, вином и бутербродами с икрой. Икры не пожалели, она даже сваливалась с кусочков хлеба на блюдце. И водки, и вина он принес по-прежнему — по двести граммов. Это Худолею понравилось, но он призвал все свое мужество и все свои физические возможности. Четыреста граммов за один вечер было и для него многовато.

— Может быть, вы сразу и расплатитесь? — спросила Майя. — Я не могу, я должна уйти... Мы же вместе уйдем, да?

— Если вы настаиваете...

— Я не настаиваю, я прошу. Не могу здесь оставаться. Ведь он подсунет меня кому-то другому... Уведите меня отсюда, прошу вас!

— Хорошо, — легко согласился Худолей. — Если вопрос стоит так...

— То, что мы уйдем вместе, вас ни к чему не обязывает. Вы пойдете спать, а я пойду плакать, — Майя смотрела на Худолея сухими, жесткими и совершенно трезвыми глазами. Впрочем, он не заблуждался насчет ее трезвости, опыт подсказывал, что четыреста граммов вина, даже сухого, даже хорошего вина не могут оставить человека трезвым, особенно женщину, особенно если ей нет еще и двадцати. А в том, что ей нет двадцати, он был уверен.

— Хорошо, — повторил Худолей и помахал рукой, подзывая буддийского официанта. — Посчитайте, пожалуйста, — сказал он, когда парнишка подошел.

— Уже, — ответил тот и вырвал из своего блокнотика страничку со счетом. Он оказался не столь уж и большим — где-то около двух тысяч. Чуть меньше. Худолей вынул четыре пятисотрублевые бумажки, положил на стол. — Нормально?

— Сойдет, — наконец губы невозмутимого кубиста чуть дрогнули в улыбке.

И опять не вскрикнул от ужаса Худолей, выложив официанту кошмарную сумму. Более того, пришло какое-то странное состояние покоя и справедливости — все идет правильно, только так и никак иначе. Своими тратами он словно расплачивался не то за прошлые грехи, не то за будущие услуги, которые кто-то, это он твердо знал, кто-то ему окажет. Причем не обязательно это будет человек.

Уходя, уже от двери, Худолей увидел, как Пияшев от стойки бара приветственно машет ему рукой — молодец, дескать, обалденную бабу оторвал, мужик! В ответ Худолей потряс в воздухе высоко поднятым кулаком — все в порядке, старик, все отлично.

Такой примерно состоялся между ними бессловесный разговор.

Спустившись со ступенек, Майя раскрыла зонтик, взяла Худолея под руку, склонилась к его плечу, будто была уверена, что за ними до сих пор наблюдают от барной стойки, до сих пор в чем-то подозревают и испытывают.

— Мне кажется, в убийстве вы подозреваете Пияшева? — сказал Худолей.

— И его тоже.

— Есть за что?

— У него свое понимание жизни. То, что мы принимаем за шутку, для него смертельное оскорбление, то, что мы называем нормальными человеческими чувствами, для него страшные убытки. И потом... Напрасно они взяли наших девочек. Мы ведь в степи выросли, на воле. Да, дрогнули, да, деньги понадобились, да, упали... Но в глубине души мы остались прежними. С нами надо бы поосторожнее. Что-то Надя выдала им, что-то выдала. Со страху убили Надьку, и Тайку со страху. Они ведь понимают, что по ножу ходят.

Знаете, что я вам скажу... — Майя даже остановилась, словно пораженная собственным прозрением. — Я вам сейчас такое скажу, такое скажу... Будут еще трупы.

— Я знаю, — легко согласился Худолей. — Я даже кое-кому сказал об этом, но мне не поверили. А вы меня, Майя, поддержали. Нас уже двое, — повторил Худолей слова, которые совсем недавно, совсем недавно, в этот же вечер кто-то сказал ему самому. Но у него не было времени углубляться в воспоминания — они с Майей уже приблизились к «Волге», в которой маялся водитель, ожидая странного клиента, так много знавшего о заказных убийствах.

— Я уж думал, что не придешь, — сказал он с облегчением. — Я уж думал — пошутил.

— Есть вещи, которыми не шутят, — веско произнес Худолей пафнутьевские слова и распахнул перед Майей заднюю дверцу. — Прошу вас!

Окинув прощальным взглядом беснующийся, полыхающий всеми цветами радуги ресторан, Худолей легко соскользнул на заднее сиденье и захлопнул дверцу.

— Завтра вы должны будете что-то отстегнуть этому хмырю? — спросил Худолей еще до того, как машина тронулась.

— Конечно.

— Сколько?

— Тысячу.

Худолей молча полез во внутренний карман пиджака и, вынув две бумажки, протянул Майе. Девушка поколебалась, но деньги взяла.

— Если не возражаете, будем считать, что это аванс, — Майя повернула к Худолею лицо, по которому проносились разноцветные блики света, каждую секунду меняя его выражение, возраст, цвет глаз, губ, волос.

— Будем, — кивнул Худолей. — Куда едем?

— Я могу решать? Тогда на Садовую, пожалуйста. Это недалеко.

Худолей внимательно проследил, чтобы машина свернула в нужную сторону, перестроилась в нужный ряд. Водитель, словно чувствуя его недоверие, обернулся.

— Знаю я Садовую, знаю. Все будет путем.

— Скажите, Майя, а как бы мне с вами связаться? Завтра, например, послезавтра?

— Не надо со мной связываться. Я уезжаю. Сегодня. — В свете очередного фонаря Майя посмотрела на маленькие свои часики. — Да, это уже будет сегодня. В Пятихатки еду. На две недели.

— А если я попрошу вас остаться?

— Не хочу быть третьей.

— Есть причины?

— Как-то нехорошо смотрел сегодня в нашу сторону Игорь... Обычно он так себя не ведет. Думаете, вы сбили его с толку своим роскошным ужином, красным вином, бутербродами? Ничуть. Что-то он нервничал сегодня, что-то чуял.