другого характера – визуальное подтверждение того факта, что советские граждане могут принимать активное участие в планировании собственного отпуска.

Во время войны на перемены надеяться не приходилось, но в начале 1950-х годов, после восстановления отпускной и туристической инфраструктуры, она во многом напоминала ту, которая сложилась к концу 1930-х. При перезапуске советского проекта был выбран курс, намеченный до войны. В послевоенном советском подходе к отпускам не было ничего утопического; упор по-прежнему делался на монументальные «дворцы здоровья», размещаемые большей частью в привычных местах; отпускные практики также изменились мало. Эта преемственность могла отражать как тяжелые экономические условия, так и отсутствие креативности у руководителей в сфере досуговых поездок. Но не исключено, что сохранение довоенной модели указывало на уверенность в правильности изначального выбора: «хорошая жизнь» при социализме подразумевала подвижность, здоровье, роскошь и солнце. Это был справедливо в 1920-е годы и оставалось таковым в 1950-е.

Отпуск советских граждан после войны, как и раньше, характеризовался сочетанием содержательности и удовольствия. Медицине все еще придавалось первостепенное значение. Если убрать целебные химические свойства мацестинской воды, говорили руководители Сочинского курортного управления в 1950 году, не будет никакого Сочи[298]. Отдых, ориентированный на лечение, включал также культурные программы, целью которых было интеллектуальное самосовершенствование граждан. Отпуск был временем для чтения полезных книг, знакомства с международной ситуацией посредством лекций и фильмов. Участникам туристических поездок преподавали навыки выживания, но их также учили патриотизму: изначальные цели Общества пролетарского туризма неизменно отражались в маршрутах и программах советских турбаз в 1950-е годы. Но одновременно руководители санаториев, домов отдыха и турбаз откликались на стремление отпускников к расслабленному отдыху и комфорту вне всякой регламентации. Этот более мягкий подход отражал тенденции, обозначившиеся еще до войны, когда кино и танцы стали существенной частью вечернего времяпровождения отпускников.

Отпуск и туризм в послевоенные годы оставались в ведении центральных органов – Министерства здравоохранения и ВЦСПС. Но, как и перед войной, эти органы часто не имели достаточных полномочий, чтобы получить экономические ресурсы от других ведомств. Турбазы и дома отдыха полностью зависели от Министерства торговли, если только не заводили подсобных хозяйств. Любители туризма разрывались между ТЭУ ВЦСПС, контролировавшим большую часть финансовых ресурсов, необходимых для туристических путешествий, и местными спортивными организациями. Путевки раздавались исходя из трудовых достижений и распределялись через профкомы предприятий. Приходилось довольствоваться тем, что предлагал профком; обычному человеку почти не давали выбирать, где и когда провести отпуск. И очень редко можно было выбирать, с кем его провести: если муж и жена работали на разных предприятиях, им было непросто получить путевки в одно и то же место, по своему выбору.

Туризм, однако, сдавал позиции как в отношении числа участников, так и в отношении инвестиционных приоритетов. Уже в конце 1930-х годов его затмил отпуск на курортах и в домах отдыха; в начале 1950-х туризм означал отдых, подобный курортному, а не собственно исследование достопримечательностей. Активисты продолжали утверждать, что туризм – «лучший вид отдыха», но ведавшие им органы были неспособны конкурировать за ресурсы с Главным управлением курортов и санаториев или же не проявляли в этом деле достаточной энергии.

В этом отношении война лишь замедлила, но не изменила ход событий. Как в плане организации, так и в плане концептуальных подходов советские досуговые поездки сохранили прежний вид. Но имелись и признаки перемен в умонастроениях и появления новых приоритетов, ставшие особенно очевидными после 1950 года. Курортный отдых должен был предоставлять отпускникам не только лечение – им также требовались комфорт, культурная программа, экскурсии, новые гастрономические ощущения. У турпоходов были свои плюсы: чувство товарищества, встреча с новым, приобретение опыта, развитие самодостаточности. Но такие походы не всегда требовали чрезмерных физических усилий, на которых настаивали сторонники спортивного туризма во время ежегодных слетов.

Таким образом, после войны голоса отдыхающих зазвучали с новой силой – в книгах отзывов, письмах в газеты, на случайных встречах между потребителями и поставщиками отпускных услуг. Культурный уровень советского народа вырос, признавали в 1951 году руководители курортов, люди теперь требовали развлекательных и образовательных программ, сами могли совершать выбор, ожидали высокого уровня обслуживания, который будет достоин советского гражданина. На страницах справочников по курортам люди отныне выглядели самостоятельными действующими лицами; долгие дискуссии на всех уровнях структур, ведавших курортным и туристическим отдыхом, подтверждали тот факт, что желания и предпочтения отдыхающих следовало учитывать.

Появление разборчивых потребителей досуговых услуг сопровождалось ростом значения профессионализма и экспертов. Врачи управляли своими «фабриками здоровья» не как бюрократы, а как умелые профессионалы. Признание важности уюта и гостеприимства в послевоенные годы облекалось в форму следования «павловским принципам»: при социализме наука и профессионализм служат благосостоянию народа. Опытные повара теперь пользовались еще большим престижем, как и специалисты по питанию, психологи, обслуживавшие отдыхающих, культработники, расширявшие кругозор посетителей здравниц. В это время также стали появляться профессиональные массовики, хотя в культуру, как и раньше, вкладывали меньше средств, чем в инфраструктуру, медицину и питание.

Период между окончанием войны и смертью И. В. Сталина в марте 1953 года часто называют «расцветом сталинизма». Он был отмечен ксенофобией, проявившейся, например, в атаке А. А. Жданова на инакомыслие в культурной сфере (конец 1940-х годов) и зловещем «деле врачей» (1953) – предвестнике новой волны репрессий и политического насилия с антисемитской окраской. В этом смысле 1953 год стал переломным. Но история отпуска и туризма в первые послевоенные годы слабо связана с историей сталинизма. В сфере досуговых поездок восстанавливалась инфраструктура, переосмыслялись приоритеты – во многом из-за экономических трудностей. Настоящим поворотным моментом для этой сферы стал 1950 год, когда состоялся Всесоюзный смотр санаториев и домов отдыха: он стал символом решимости развивать досуговые учреждения, обеспечив в них надлежащий медицинский уход и гостеприимство. Улучшение экономических условий привело к росту капиталовложений, но послевоенная динамика также определялась переменами в подходах со стороны руководителей и специалистов – представителей послевоенного поколения, уверенных в себе и располагавших большими возможностями. Некоторые из них были способны наметить организационные изменения в своей деятельности и применять близкие к рыночным механизмы, чтобы повысить качество досуговых услуг. М. Смит, исследовавший эволюцию отношений собственности и жилищного строительства после войны, отметил схожие явления: сторонники реформ и ориентации на потребление все энергичнее продвигали свои доводы и идеи, начав воплощать их после 1950 года. Система начала меняться в 1950 году, задолго до смерти Сталина [Smith 2010:62–64].

В послевоенные годы – это касалось и труда, и досуга – обозначилось появление нового советского среднего класса: интеллигенции. Его представители получили образование в разные годы: одни в суровые сталинские 1930-е, другие после