Джексон удалился на покой в Эрмитаж. Биддл — в Андалусию. Преемник Джексона. Мартин ван Бюрен, сказал о Биддле: «Честно говоря, на него и его личную жизнь, насколько мне известно, так никто и не смог бросить тень». Но Биддл скончался в 1844 году обиженным человеком. Джексон умер почитаемый всеми в 1845-м. В 1924 году комитет Бюро по выпуску денежных знаков и ценных бумаг постановил поместить изображение Эндрю Джексона с довольно безумным выражением лица на обороте двадцатидолларовой купюры.

впрочем, кое-кому изредка удавалось утереть нос банкам. Один из таких людей — Луи Ремме. история которого стала легендой в первые годы существования штата Орегон.

Луи Ремме был франкоканадцем, переселившимся на американский запад в качестве погонщика скота. Примечательный факт: среди всех наций, страдавших от переизбытка населения и надеявшихся обрести свободу, французы, жившие не сильно свободнее и не менее скученно, чем. скажем, англичане, никогда не принимали приглашения иммигрировать в США. пока в 1848 году в Калифорнии не разразилась Золотая лихорадка. Тогда они составили, по меньшей мере, четверть из тех 100 000 или около того человек, бросившихся наперегонки на золотые прииски, и получили прозвище «кескиди», поскольку охотно прислушивались к разговорам старателей (надеясь, как и все остальные, первыми услышать об обнаружении новой золотой жилы), при первой же возможности дергая за рукав соседа, чтобы встревоженно спросить: «Qu’est се qu’il dit?» (Фр. «О чем он говорит?») Ремме, родившийся в Канаде под британским управлением, никогда не покидал свои края. В 1850-х годах он перегонял скот в округе Рог-Ривер штата Орегон и в Северной Калифорнии. В 1855 году завершил долгий зимний перегон скота на реке Сакраменто, продавая его по пути за золотую монету, и оказался в Сакраменто с $12 500 в кармане. Он оперативно положил деньги в банк «Адамс и Компани» — западную контору, которая, подобно Уэллс-Фарго, сочетала курьерские услуги с банковскими. Ремме получил сертификат о размещении вклада на указанную сумму и заселился в отель «Орлеан». Дело было в феврале, на улице лежал снег, а Ремме впервые за много недель выспался в мягкой постели и неспешно позавтракал в соседнем ресторане, хозяином которого был Мариус Бремонд.

Он сел на ближайший пароход до Сан-Франциско, где провел примерно неделю, чтобы развеяться после долгого, изнурительного путешествия в седле. Прибыл пароход «Орегон», привезя новости о банкротстве «Пейдж, Бэкон и Ко» — банка в Сент-Луисе с дочерним банком в Калифорнии. Ремме не думал, что эти новости как-то его затронут, пока на следующий день не увидел, что все банки в городе осаждают толпы народа. Луи не был чересчур подвержен тревоге, но все же решил вернуться в Сакраменто и забрать свое золото.

Он сел на ночной пароход и по прибытии прямиком направился к конторе «Адамс и Ко», тоже окруженной толпой. Кассир взглянул на его сертификат и посоветовал «найти Коэна», ликвидатора имущества обанкротившегося банка. Дела принимали дурной оборот. По причинам ныне не ясным публика увязывала между собой потерпевший крах банк в Сент-Луисе и фирму «Адамс и Ко». Очереди перед банком становились все длиннее; стоять снаружи в ожидании худшего и безо всякой надежды казалось бессмысленным занятием.

Ремме сразу подумал об отделении фирмы в Мэрисвилле, но, если новости докатились до Сакраменто, они, вероятно, достигли и Мэрисвилля, равно как любого другого города, где имелись филиалы. И тут он вспомнил, что у «Адамс и Ко» был офис в Портленде, штат Орегон, примерно в 500 милях к северу, и прикинул, что должно пройти несколько дней, прежде чем новости доберутся до Портленда. Если добраться туда первым, возможно, удастся вовремя получить свои деньги.

Почтовый пароход тихоокеанских линий «Колумбия» готовился отправиться из Сан-Франциско в Портленд, но плыть на нем было бессмысленно: новости о банкротстве докатились бы вместе с ним. Даже если бы благодаря какому-нибудь ловкому трюку ему удалось сойти на берег первым, бросившись к конторе «Адамс и Ко», кассир, зная, что пароход везет новости и инструкции из Сан-Франциско, был бы начеку. Пароход мог часами входить в док, и к утру новости разошлись бы по всему городу. Идея плыть пароходом безнадежна. Дилижансы туда не ходили. Если он хотел ухватиться за малейший шанс получить свои деньги назад, следовало добраться до Портленда в одиночку и прежде, чем пароход пристанет к берегу.

Не теряя ни секунды, Ремме пробрался сквозь толпу и едва успел до речной пристани, откуда как раз отходил колесный пароход до Найтс-Лендинга, что в сорока милях выше по реке. Там он уже был в знакомых краях. Купил лошадь и направился в Грант-Айленд, где обменял ее у судьи Дифендорфа на свежую. Теперь Ремме уже был близок к Мэрисвиллю. Неподалеку от города он еще раз сменил лошадь, но здесь у него друзей не было, и пришлось заплатить в придачу пять долларов. В десять вечера Ремме добрался до Ред-Блафф, где остановился на несколько минут, чтобы перекусить и дать отдохнуть скакуну. В двадцати милях севернее он наткнулся на бивачные огни: ковбои захотели узнать, что за дело его сюда привело. Он назвался пастухом и сказал, что гонится за конокрадом, поэтому ему нужна свежая лошадь.

Люди в лагере проявили сочувствие и дали ему новую лошадь, помогли перекинуть на нее его седло. Ремме поскакал дальше. На рассвете он позавтракал в Тауэр-Хауз на Клир-Крик. Удача ему улыбнулась: он добрался до гор Тринити днем, поскольку почва была каменистой, и ему нужно было тщательно выбирать себе дорогу. Но здесь начинались горы, и в каньонах носился ледяной горный ветер, поднимая пургу. Горные вершины преградили путь. Часто приходилось отклоняться на восток или на запад вдоль каньонов, проезжая несколько миль, чтобы продвинуться на милю севернее. Чуть дальше на восток местность должна была стать попроще, но 1855 год был годом стычек с индейцами, и Ремме, вероятно, рассудил, что держаться выше безопаснее. С наступлением сумерек он обменял свою уставшую лошадь на новую в Тринити-Крик и до наступления рассвета двинулся дальше, в Скотт-Вэлли, у подножия горы Шаста. Здесь он сделал привал и проспал до полудня.

Начиная с Каллехена дорога улучшилась: теперь Ремме снова мог скакать верхом. В Иреке, в курьерской конторе «Норсли и Брастоу Маунтин» он нашел свежую лошадь и четыре часа спустя пересек границу штата Орегон. В шахтерском городке Джексонвилл поел и отыскал место, где смог немного поспать. Две перемены лошадей позволили добраться до новой горной цепи, где его предупредили об опасности нападения индейцев. Близ Вулф-Крик он был обстрелян, но индейцы промахнулись, и Ремме пришпорил своего коня, проехал через узкий горный проход и оказался в безопасности в поселке Винчестер, где пообедал в таверне Джо Нотта и поспал еще несколько часов.

Опасности остались позади, но под зимними дождями дороги размокли: перевал Крик стал почти непроходим из-за грязи, дорогу было плохо видно ночью в дождь. Незадолго перед рассветом Ремме промчался галопом через Юджин-Сити по пути к ферме Джона Миллайона, примерно в десяти милях от города, где нашел свежую лошадь и смог наскоро позавтракать.

Шел пятый день гонки. Дождь прекратился, воздух был прозрачен и морозен: дальше к востоку высились снежные вершины Каскада. Ремме ехал день и ночь, позавтракал вместе с какими-то звероловами компании Гудзонова залива во французских прериях, близ нынешнего Салема. Он заплатил пять долларов и получил новую лошадь. В половине одиннадцатого добрался до города Орегон; в полдень на пароме переправился через Вилламет. Он добрался до Портленда на шестой день своего путешествия, в час дня. Оставив лошадь на конюшне Стьюарта, Ремме поинтересовался, прибыл ли пароход из Калифорнии. Ему сказали, что пароход ждут во второй половине того же дня, и показали дорогу до конторы «Адамс и Ко».