— Человеку всегда есть чего страшиться.

— Я только что потерял обоих сынов! Что может бытьстрашнее?

Голос ответил:

— Есть, Адам. Хорошо бы, чтобы ты этого не узнал… Номожешь и узнать. Ты свободен в словах и поступках. Но так же свободны те, ктотебя слушает, этого не забывай. И от того, что говоришь и как поступаешь,зависит, как будут относиться к тебе самому. Насчет жертвы… сам подумай. Ведьони твои дети… как и Мои, кстати, оба Мне дороги. И Я бы не стал так поступатьбез причины.

Адам сказал резко:

— Так скажи мне ее!

В голосе прозвучала горечь:

— Хорошо. Оба принесли Мне дары, но один это сделал счистым сердцем, а второй с мыслями о том, как ему за эти дары получить нечто отМеня, обойти брата, возвыситься над всеми, даже тебя отодвинуть в сторону, какне умеющего управлять уже не семьей, а целым племенем!..

— Что? — спросил Адам потрясенно. — Мой сынКаин так… думал?

— Так замыслил, — поправил голос. — Думатьможно всякое, хотя о плохом лучше и не думать, но… иногда проскакивает, а вотзамыслить — это уже серьезное деяние. Да, он такое замыслил. Да, онсчитает, что ты отстранился от управления племенем… что вообще-то верно.

Адам уронил голову на кулаки. Плечи его содрогались, наконецон прошептал:

— Да, он прав. Я не гожусь для управления такойразросшейся семьей. Авель и Каин уже в двадцать лет были взрослыми мужами, асейчас они и вовсе обросли детьми и внуками… Их нет, а внуки есть.

Голос спросил:

— Так почему не передавал власть кому-то из сыновей?Или внуков?

Адам покачал головой.

— У меня была такая мысль. Потом подумал… а зачем? Унас все хорошо. Это если бы на нас напало, скажем, стадо львов, понадобился быжестокий военачальник, чтобы организовал оборону. А у нас все мирно, тихо.Пасем скот, возделываем землю… Я один верен охоте. Стар я, наверное, обучатьсяновому.

Голос произнес понимающе:

— Адам, Адам… Ты споришь со Мной, но сердце у тебядоброе. Даже Мне не хочешь сказать, что сам опасался нрава сына своего. Но тыправ, не нужен племени вашему вождь. И еще долго не будет нужен.

Адам спросил тревожно:

— Но когда-то будет нужен?

Голос ответил сухо:

— К тому времени ты даже голоса Моего слышать несможешь.

Земля не принимала тело Авеля, и как бы глубоко ни рылимогилу, к утру тело Авеля всякий раз оказывалось на поверхности. Адам в гневе иотчаянии вскричал:

— А это что за мелочная месть? Она к чему?.. Почемуэтот невинный ребенок не может быть предан земле?

Все видели, как в небе вспыхнул яркий свет, приблизился, ноникто не увидел ангела, только услышали звучный голос:

— Господь решил и велел передать: отныне и навеки будетзакон в этом мире… не должен младший умирать раньше старшего… Пока не погребенродитель, дети обязаны жить… Кто сделает иначе — тот нарушит Мой закон…

Все застыли, стараясь осмыслить слова посланца небес, Адамже вскричал еще громче:

— Так что же делать? Что делать, если так случилось?..Если Он сам его не уберег? Или мне нужно умертвить себя, чтоб наконецистерзанное тело моего ребенка укрыть в земле?

Ангел ответил еще громче и торжественнее:

— Только Господь дает жизнь, и только Он ее волензабирать. Кто посмеет нарушить этот закон — да будет проклят и жестоконаказан!

Яркий свет превратился в точку, а та стремительно унеслась внебеса. Люди пали на колени и горячо молились, Адам стиснул кулаки.

— Он не мог не напомнить, — вырвалось у негогорькое, — что отныне и я смертен! И что час мой, наверное, близок.

Ребенок лет пяти подошел к нему и обнял за ноги, прижавшисьвсем худеньким тельцем.

— Дед, — спросил он очень серьезным детскимголоском, — что делать будем?

Адам зло смотрел в небо.

— Ладно, мы все равно похороним Авеля! Если нельзя вземле, то мы… люди, а люди всегда найдут выход. Собирайте народ, пусть тащаткаменные плиты. Обтешем, подгоним так, чтобы вода не протекала, поставимкаменную хижину, где и будет лежать тело моего сына.

— Хижину? — тупо переспросил кто-то. — Хижинытолько из прутьев…

Адам отмахнулся.

— Тогда назовем иначе. Например, склепом. Но Авель всеравно будет похоронен! Несмотря на запреты неба.

Когда заканчивали строить склеп, он вспомнил странноевидение, их было много, но от них осталось только ощущение огромности, а этовспыхнуло ярко, будто в первый день, он охнул и взмолился:

— Господи!.. Ты обещал мне!

Через мгновение над головой раздался грохочущий Голос:

— Что ты хочешь?

— Помнишь, я хотел поделиться жизнью с младенцем,которому суждено было жить всего три дня?

— Да.

— Ты сказал, что я не могу, так как бессмертный. Носейчас я смертен, Ты положил срок моей жизни в тысячу лет. Могу я отдать емуполовину?

Голос пробормотал в недоумении:

— Что тебе тот младенец?

— Не знаю, — признался Адам. — Но я чувствую,что так будет правильно. Я хочу так поступить.

Голос проговорил в задумчивости:

— Нет, половину дать не можешь… Уже потому, что тогдалюди не будут жить и половину твоей жизни. Но Я могу отнять у тебя семьдесятлет, потому что тогда люди будут жить не больше семидесяти…

— Спасибо, Господи, — сказал Адам и добавилпотрясенно: — Но почему люди станут жить так мало?

— Будут и еще меньше, — пообещал Голос. —Итак, сделано… ты проживешь не тысячу лет, а девятьсот тридцать…

Голос отдалился и затих.

Со стороны озера над деревьями начал шириться свет, мирный иприглушенный, Адам всматривался в недоумении, потом сердце радостно забилось: стой стороны медленно летит светлый ангел, длинные могучие крылья растопырены,двигаются тоже медленно и плавно. И понятно, что ангел летит сам по себе, акрылья ни при чем, этот ангел весь из света и тумана, сквозь него можносмотреть, если хорошо присмотреться…

Ангел приподнял крылья, снижаясь. Адам с замиранием сердцапонял, что летит в его сторону. Мелькнула мысль, почему именно так, ведь ангелыв состоянии переноситься моментально на любые расстояния, им не помеха ни горы,ни стены, но не успел додумать до конца, как ангел сложил крылья за спиной инеспешно коснулся ногами земли.

Ноги у него тоже полупрозрачные, хотя ангелы могут приниматьнастолько людскую внешность, что отличить невозможно, и когда он ступил наземлю, под его ступнями не колыхнулись даже травинки.