— А почему они ничего об этом не сказали? — спросил Рой.

— Вероятно, потому, что о таком не очень принято говорить вслух, — ответила Чарли. — Что же касается Густава, то он последовательно замалчивает все.

— Теперь мы видим Фриду совсем в ином свете, — сказала Стина. — Психически неустойчивая мать, которая была одна с ребенком, когда он пропал — мать, которая по показаниям свидетелей, трясла своего малыша. К тому же вокруг дома не обнаружено никаких следов пребывания кого-либо другого. — Она повернулась к Чарли. — Как ты думаешь, с ней сейчас можно поговорить? Я имею в ввиду — учитывая ее состояние?

— Да, мы должны с ней поговорить, — сказала Чарли. — И еще мы должны объявить ее подозреваемой, — она кивнула на фотографию Фриды на доске, — чтобы освободить медицинский персонал от обязательств сохранять профессиональную тайну.

— Само собой, — кивнула Стина.

Потом они снова заговорили об Амине. Себастиан и Рой беседовали с несколькими соседями в Крунупаркене, и двое из них, независимо друг от друга, заявили, что женщина, живущая рядом с Аминой, часто оставляет своего ребенка кричать в коляске. Чарли поняла, почему Амина взяла ребенка на руки. Увидев замерзшего плачущего младенца, она сама поступила бы точно так же.

— Нам не удалось разыскать Касима, — продолжала Стина. — Алиби Амины по-прежнему под вопросом. Наши датские коллеги свяжутся с нами, как только найдут его.

— Надо позвонить им еще раз, — сказала Чарли. — Иногда дело может оказаться между двух стульев.

Она попросила у Стины номер полицейского в Копенгагене, с которым та беседовала.

— Его зовут Микаэль Карстен, — сказала Стина, пока Чарли ждала, слушая сигналы в трубке.

— Мне говорить по-датски или по-английски? — спросил Микаэль Карстен, когда Чарли представилась и изложила свое дело.

— Можно по-датски, — ответила Чарли. — Если вы понимаете шведский. Дело очень срочное, так что я решила позвонить еще раз.

— Я понимаю, что дело срочное, — ответил Микаэль. — И я как раз собирался звонить вам.

Он заговорил быстрее, и Чарли пожалела, что не попросила его говорить по-английски.

— Если я правильно поняла, то он у родственников в квартире в Копенгагене? — уточнила Чарли.

— Совершенно верно, — сказал Микаэль. Потом он внезапно перешел на английский и рассказал, что Касим подтвердил то, что сказала Амина. Он связался с ней, потому что у него было плохо на душе, и попросил ее приехать к нему. Время, которое назвала она, тоже совпадало с версией Касима. И — нет, младенцев в квартире не оказалось.

Возвращаясь обратно в зал заседаний, Чарли столкнулась в коридоре с Роем.

— Только что звонили из лаборатории, — сказал он.

— Им что-то удалось найти? — спросила она.

— Для начала: ДНК, обнаруженные в коляске, принадлежат Фриде, Густаву и самой Беатрис. И Густав действительно не является биологическим отцом.

— О’кей, — кивнула Чарли и подумала, что у Роя слишком довольный вид — ведь все это им и так известно.

— А еще им удалось узнать нечто интересное о Фриде, — продолжал Рой.

— А что такое с Фридой?

— Она тоже не является биологической матерью ребенка.

Сара

— Мы вообще куда? — спросила Лу, когда поселок остался позади. — Просто в лес?

— Подожди, увидишь, — ответила я.

— А тут вообще можно ездить? — спросила она, когда я свернула с дороги.

— Мы уже приехали, — сказала я.

Дом с темными окнами при свете луны смотрелся жутковато.

В лесу вокруг нас что-то зашуршало, когда мы двинулись к входу. Лу старалась держаться поближе ко мне и чертыхалась, когда ее каблуки проваливались в землю.

— Тьфу, какая темнотища! — воскликнула Лу. Достав мобильный телефон, она включила фонарик. От крошечного лучика света окружающее сделалось еще более зловещим.

— Что там написано? — спросила Лу, направляя луч фонарика на старый деревянный указатель.

— Люккебу.

— Это твой дом?

— Нет, он принадлежит… подруге.

И я рассказала ей о женщине-полицейском с мальчишеским именем, которая выросла в этом доме со своей мамой, Бетти Лагер. Шумной Бетти, о которой папа всегда отзывался с такой нежностью. «Эта женщина умела веселиться, как никто». Я рассказала о вечеринках в Люккебу, которые продолжались по много дней и привлекали народ со всего поселка и даже из города.

А еще я пересказала ей слухи о том, что Бетти бродит по ночам — многие из папиных друзей видели, как она танцует у себя в саду через много лет после ее смерти. Лассе Смед, сидя в нашей с папой кухне, клялся и божился, что своими глазами видел Бетти Лагер в красном платье среди деревьев возле Люккебу. «Могилой матери клянусь — она была там, Бетти Лагер танцевала среди деревьев и звала потанцевать с ней».

— И ты хочешь, чтобы мы там заночевали? — спросила Лу.

Я ответила, что не вижу в этом ничего такого — я провела в доме немало дней и ночей, и ничего. Нам скорее следует опасаться живых, чем мертвых.

— Я боюсь и живых, и мертвых, — сказала Лу. — Но — конечно, давай. Разобьем окно?

— Не надо, есть ключ.

Мы подошли к поддонам, заменяющим крыльцо у входа, я подняла цветочный горшок и достала ключи.

— Прошу, — пригласила я Лу.

— Зажги свет, — буркнула она.

— Тут нет электричества.

Я разыскала спички на полочке над старинной дровяной плитой и зажгла свечи, по-прежнему воткнутые в винные бутылки на столе. В корзине и у камина в гостиной еще остались дрова.

Я разожгла огонь, и мы устроились перед камином, тесно прижавшись друг к другу.

— Я могла бы здесь жить, — сказала Лу и погладила меня по волосам. — Могла бы остаться тут с тобой.

— А как же салон? — спросила я. — Салон и твоя мама?

— Она может тоже приехать сюда. Народ ведь и тут стрижется, правда? Мы могли бы купить этот дом, — продолжала Лу. — Устроить салон в подвале.

— В этом доме нет подвала, — вставила я.

— Тогда в какой-нибудь другой комнате, — ответила Лу. — Ты не могла бы показать мне дом?

Я провела ее в спальню на первом этаже — комнату с детскими обоями и полкой с отсыревшими книгами.

— Здесь она и жила? — спросила Лу. — Эта твоя приятельница.

— Да, наверное.

Но потом Лу захотела осмотреть второй этаж. Ведь здесь есть еще один этаж?

Я ответила, что есть, но сама я никогда там не бывала.

— Почему?

— Потому что… говорят, она там умерла — Бетти Лагер.