— Как бы там ни было, я сказала ему, что мне надоел Стокгольм, — продолжала Шарлотта, — что я хотела бы начать жизнь на новом месте, и тогда он предложил мне работу и жилье.

— Как… мило, — проговорила Чарли.

— Таким образом я познакомилась с Давидом, — она отпила еще глоток кофе. — Вот вам моя история. Прямо сказка про Золушку, правда?

Чарли кивнула.

— Мне хотелось бы попросить вас не обсуждать это с Давидом, — сказала Шарлотта. — Он не знает, и большинство в моем окружении не знают — мне хотелось бы, чтобы все так и оставалось.

— Так Давид совсем ничего не знает?

— Знает, но я рассказала ему в таком ключе, как будто бы я… ну, употребляла иногда на вечеринках. Ни он, ни Густав не в курсе, насколько серьезно все было, но вы, похоже, все-таки это раскопали.

— Как он отнесся бы, если бы узнал? — спросила Чарли.

— Подозреваю, что не очень. Его заботит, чтобы все выглядело прилично, а я… я постаралась подстроиться и соответствовать.

— Тяжело, наверное, — сказала Чарли.

Шарлотта кивнула.

— Думаете, у Фриды тоже так — я имею в виду, с Густавом?

— Я не хочу говорить об их семейных делах, — сказала Шарлотта и отпила еще глоток кофе. — Но есть такая пословица, — продолжала она. — «Тому, кто выходит замуж за деньги, приходится отрабатывать все до последнего цента». Думаю, и я, и Фрида могли бы под этим подписаться.

— Вы не могли бы пояснить? — попросила Чарли.

— Ну, это ведь общеизвестная истина — что на мужчин, привыкших к деньгам и власти, нельзя полагаться, особенно если они хороши собой и привыкли получать желаемое.

— Шарлотта, — проговорила Чарли, — вы правда рассказали все, что вам известно о том, что может быть связано с похищением Беатрис?

— Вы говорите так, словно думаете, будто я что-то совершила, — обиделась Шарлотта. Потом понизила голос. — Я хоть и употребляла в прошлом наркотики, но от этого далеко до того, чтобы похитить ребенка своих друзей. Я сама мать. Ужасно неприятно, когда с тобой обращаются, как с подозреваемой.

— Я вас ни в чем не обвиняю, — ответила Чарли. — Просто меня не покидает чувство, что вы знаете больше, чем говорите. Может быть, вы это делаете, чтобы кого-то защитить, или потому, что считаете это неважным. Как с Аминой, например. Вы дали ей фальшивое алиби, потому что решили — она не виновата.

— Она действительно не виновата.

На некоторое время воцарилась тишина. Шарлотта смотрела на свое обручальное кольцо. Ногти у нее были покрашены нежно-розовым лаком, на запястье красовалась золотая цепь. Чарли плохо разбиралась в украшениях, одежде и сумочках, но все, что было на Шарлотте, дышало богатством. Она попыталась представить себе эту женщину в грязном общественном туалете с резинкой, стягивающей руку выше локтя. Воображение могло нарисовать эту картинку лишь с превеликим трудом.

— Я просто не хочу, чтобы вы до конца своих дней раскаивались, — сказала Чарли. — Чтобы вам не пришлось жить с сознанием того, что вы могли спасти ребенка, но не стали этого делать. Я хочу, чтобы вы все рассказали сейчас, пока не поздно.

Шарлотта подняла глаза от своих рук.

— А что, если уже поздно? — произнесла она.

Сара

Лу бегала по саду нагишом. Она носилась, как помешанная, среди кустов, деревьев и безголовых ангелов. Я поспешила в комнату Никки.

— Послушай, там Лу… — выпалила я. — Кажется, она спятила.

Никки вскочила и кинулась к окну.

— Да вижу я, — крикнула она, когда я показала рукой. — Что происходит, черт подери?

Лу исчезла за деревом — прошло время, прежде чем мы снова увидели ее. Она напоминала лесную деву из сказки, которую папа читал мне в детстве.

— Мы должны разбудить сотрудников, — сказала Никки.

— Они уже там, — ответила я, указывая пальцем. В саду появились Марианна, Франс и еще несколько человек — они пытались поймать Лу, но та оказалась проворнее. Обманными движениями она легко уворачивалась от своих преследователей. Не будь все так тревожно, я бы, наверное, рассмеялась.

— Мы должны пойти к ней, — сказала я.

Никки взяла меня за руку и ответила, что нам лучше остаться.

— Но мы же должны выяснить, что с ней! Пошли!

Я думала, Марианна прогонит нас обратно в дом, но, похоже, она испытала облегчение, увидев нас.

— Никки и Сара, — обратилась она к нам. — Вы не могли бы попытаться поговорить с ней?

— А что случилось? — спросила Никки.

— К сожалению, я не могу…

— Если мы хотим помочь ей, то должны знать, с чего она носится, как сбесившаяся лошадь, — заявила Никки. — Что стряслось?

— Донна, ее мама, — пробормотала Марианна, — она умерла.

Три дня спустя Лу пропала. Никто не знал, куда она отправилась. Марианна позвонила в полицию, но там ее звонок, похоже, не восприняли всерьез.

— Почему они не ищут ее? — спросила я, когда Лу отсутствовала уже сутки. Меня охватила паника. Мне казалось, что я не смогу жить дальше без Лу.

— У них другие приоритеты, — вздохнула Марианна. — Исчезновение почти совершеннолетних девушек они не воспринимают всерьез, к тому же Лу уже не раз сбегала раньше и всегда возвращалась.

— Но ведь она совершенно не в себе! — воскликнула я. — Она в шоке — ты сказала об этом полиции? Объяснила, что у нее только что умерла мама?

— Да, — кивнула Марианна. — Все это я им сказала.

— Но где же она была в другие разы? — спросила я.

Марианна ответила, что не знает, но думает, что Лу по большей части бродяжничала в поисках мамы.

— Она что, не знала, где живет ее мама?

— Нет, — ответила Марианна. — Донна жила в разных местах.

В тот день после ужина я легла в постель Лу и вдохнула запах ее лака для волос, которым пахла подушка. Повернувшись к стене, я вдруг заметила корешок блокнота, торчащий между матрасом и кроватью, — это был дневник Лу. «Так нельзя делать», — подумала я, держа его в руках. Но потом вспомнила слова Лу о том, что если хочешь что-то оставить при себе в «Чудном мгновении», то нужно держать это под замком. Похоже, дневник лежал так специально, чтобы я его нашла. Открыв его на первой странице, я прочла: «История со счастливым концом».

«Вот оно, наконец, — подумала я, с бьющимся сердцем перелистывая страницы. — Вот история Лу».

На следующей странице я увидела фотографию Донны с малышкой на руках — судя по всему, это была Лу. Снимок был сделан на больничной койке. Я вгляделась в лицо Донны. Она была красивая, но зубы, когда она улыбалась, принадлежали, казалось, старому человеку. Они напомнили мне о папе.