Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какая злая ирония: тяжелый крейсер Конгломерата прикончит мою карьеру в разведке того же Конгломерата. Злость берет от такой иронии судьбы. Что подвигло наш флот сбить лайнер внешников? И почему разведку заботило не столько предотвращение бойни, сколько спасение какой-то поэтессы? Беда с правилом: «Каждый знает не больше, чем ему необходимо», – рассуждал я, в том, что тебе обычно не сообщают самого необходимого, а уж увидеть картину в целом и вовсе не мечтай.
Я не знал, пытались ли наши заново разжечь конфликт, или это случайное попадание. Но одно было ясно: если у меня есть будущее, оно в Доме Возврата.
Я подобрал ящик с пайками – его вес принял на себя экзоскелет.
– Да, детка, иду, – фыркнул я. – Куда я теперь от вас денусь?
Я потеряла счет времени. Меня мучил голод, и уже чудилось, что желудок переваривает сам себя. Коридоры зиккурата были такими же запутанными, как лабиринт каньонов на поверхности, и выложены тем же белым камнем. На краю зрения шмыгали тени, но стоило повернуть голову – исчезали.
Помещения, которыми я проходила, выглядели утилитарными, но догадаться об их назначении я не могла. Если в них попадалась мебель, то высеченная из того же кварца, словно выраставшая без швов из стен и из пола. Были там предметы вроде кафедр, возможно для сидения, и изогнутые бумерангами полки – возможно, столы или ложа для отдыха. Ксенолог на моем месте мог бы что-то предположить, но у меня не хватало ни интереса, ни опыта, ни возможности уделять этому внимание. Я мучительно ощущала, как с каждым моим шагом сгорают калории, которые нечем возместить. Если не найду пути для побега, скоро буду покойницей, такой же как…
– О черт!
Только теперь до сознания дошло то, что уже пару секунд видел глаз. Один труп лежал навзничь посреди коридора, другой – сидел, привалившись к стене. Я подошла к ним с осторожностью, хотя было уже ясно, что оба мертвы и довольно давно.
На спине лежал мужчина, сидела у стены женщина. Оба в вылинявших лиловых комбинезонах. Кожа высохла и сморщилась, волосы почти все выпали. По нашивкам на плечах я угадала, что они из пропавшей разведочной партии, а по отсутствию видимых ран – что оба умерли от голода. Может быть, мужчина сдался первым, не хватило сил идти дальше, вот он и лег на пол, а женщина осталась с ним и тоже слишком ослабела, чтобы спасаться. Я заставила себя отвести глаза от именных табличек на комбинезонах. Как я ни изголодалась по человеческому обществу, знать их имен не хотела – боялась, что это как-то сократит мои шансы выжить. Ведь если они не нашли выхода из ловушки, много ли надежды у меня?
Я старалась думать о деле: встав на колени, обыскала тела – нет ли полезных инструментов, запускала пальцы в карманы, стараясь не вздрагивать, когда сквозь материю ощущала мумифицированную плоть. Я нашла использованную салфетку, маленький компьютер с севшим аккумулятором и серебряную губную гармошку. Не увидев проку в находках, сложила все кучкой между ступнями женщины. Потом проверила их сапоги в надежде на спрятанное в голенищах оружие, но и тут обманулась.
Дальше коридор поворачивал влево. Я понимала, что надо идти, пока есть силы, и все же задержалась, чувствуя, что должна как-то почтить их смерть – что даже тем, кто умер в одиночестве и в такой дали от дома и надежды, нужен кто-то, пусть даже заблудившаяся незнакомка, чтобы сказать над ними несколько слов.
Я прокашлялась и дослушала гулкое эхо от стен и потолка.
Мне, как офицеру, часто приходилось проводить похоронный обряд для погибших подчиненных, но никогда еще не бывало у меня таких безлюдных, безнадежных похорон. Нельзя было даже запустить привычную пластинку о чести и долге. Это были не десантники – гражданские. Вспомнился Адам, и у меня перехватило горло. Эти двое хоть умирали вместе.
На мгновение я согнулась, придавленная грузом отчаяния и усталости, и испытала непреодолимое желание сесть рядом с женщиной и ждать своей смерти. Если уж оставаться вечно в гробнице этих коридоров, так хотя бы не одной. Пусть ее рука высохла, но это человеческая рука, и мне хотелось подержаться за нее в последние минуты – утешиться ее прикосновением.
Не потому ли она осталась со своим павшим товарищем? И в ней страх одиночества пересилил волю к жизни? Я опустилась перед мертвой. Она сидела, запрокинув голову, прижавшись затылком к белой стене. Незрячие провалы глаз словно озирали мир сквозь потолок, и я задумалась, какие мысли мелькали в пещере ее черепа, когда она угасала здесь рядом с мертвым сослуживцем, дожидаясь окончания жизни. Может быть, раскаяние? Сожаление об ошибках, о непройденных дорогах?
Я подняла руку, без единой мысли потянулась накрыть ладонью ее щеку, но рука замерла возле ее лица.
У нее шевелились волосы.
Сухая, паутинная прядь, свисавшая над ухом, чуть качнулась. Я подставила палец, но ничего не ощутила. Я нахмурилась на секунду и тут же обругала себя за дурость. Меня ведь облегал персональный пузырь воздуха для дыхания. Даже если бы по коридору пронесся шквал, я бы его не ощутила.
Встав, я подняла найденную в ее кармане салфетку и порвала ее на мелкие кусочки. И стала бросать эти клочки по нескольку зараз.
Да, сквозняк. Обрывки трепетали. Слабый, но ровный ток воздуха тянул спереди, из-за изгиба коридора. Может быть, женщина в своем воздушном пузыре о нем так и не узнала. Или у нее уже не было сил проверить.
Я, вдруг исполнившись энергии, смахнула с ладони клочки салфетки. Опустила взгляд на женщину и ее спутника и почтительно отдала им честь:
– Спите спокойно, друзья мои.
Я удерживала салют двадцать или тридцать секунд, а потом развернулась на каблуках и поспешила туда, откуда тянуло сквозняком.
Стайки торпед одна за другой вспыхивали ядерным фейерверком. Сквозь огненное варево звезды до меня доходили безвредные на таком расстоянии ударные волны. Фенрир, понимая, что в плазме их датчики бесполезны, по-видимому, швырял торпеды как глубинные бомбы, сбрасывая в солнце и подрывая наугад в надежде зацепить меня. Пока что они все промахивались самое малое на сто километров.
– Как наши дела? – спросила капитан.
– Противник тратит боеприпасы, пытаясь выгнать нас на открытое место, – ответила я через экран в рубке.
Капитан Констанц не улыбнулась. На лбу у нее блестел пот.
– Не слишком долго пришлось ждать, пока он нас найдет. Сколько мы сбросили тепла?
– Боюсь, гораздо меньше, чем надо бы.
Она покосилась на гладкие переборки:
– Значит, скоро снова придется всплывать?
– В ближайшие минуты.
Капитан Констанц понурилась и спросила:
– Сколько торпед осталось у «Фенрира»?
– Еще две.
– Если он не производит новых?
Голос ее отяжелел и остыл.