Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 1931 года Президиум Всероссийского ЦИК вынес постановление «о мероприятиях по осуществлению пункта пятого» декрета 28-го марта 1928 года. Постановление это требовало «значительного усиления темпов хозяйственного роста района на базе развития крупных промышленных предприятий на местном сырье (железо, графит, лес, стройматериалы), кустарного производства, совхозного и колхозного строительства, соответственных дорожных и мелиоративных мероприятий», «ориентируясь на образование к концу 1933 года в границах Биробиджанского района еврейской автономной административнотерриториальной единицы в составе Дальневосточного края». Во исполнение этого постановления были разработаны плановые цифры развития народного хозяйства и роста населения Биробиджанского района в 1932 и 1933 годах.
Еврейское население за два года должно было увеличиться более, чем на 25 тысяч, т. е. более, чем в шесть раз, при одновременном увеличении нееврейского населения лишь на 9 с половиной тысяч (в том числе на две с небольшим тысячи в порядке естественного прироста). Мысль о прекращении переселения неевреев в Биробиджан и о превращении Биробиджана в район «сплошной» еврейской сельскохозяйственной колонизации была здесь официально — хотя и молчаливо — оставлена, как оставлена была и идея о направлении большинства еврейских переселенцев в сельское хозяйство. Так, для 1932 года общее количество евреев-переселенцев (с иждивенцами) намечалось в 14.000,[19] из них в колхозы 3.900 и в совхозы 2.300, т. е. в сельское хозяйство 6.200 или 44,3% общего числа евреев-переселенцев за год.[20]
Весною 1932 года ЦИК СССР в свою очередь подтвердил постановление Всероссийского ЦИК и предписал даже усилить поток евреев-переселенцев в Биробиджанский район. Комментируя это постановление ЦИК СССР, Диманштейн писал: «По предварительным предположениям мы должны иметь к концу 1933 года в Биробиджане около 50.000 евреев-переселенцев (а не 31.100, как намечалось во исполнение осеннего 1931 года. — С. Ш.), исходя из расчета, что к концу 1932 года мы будем иметь около 20.000 переселенцев (а не 17.920, как намечалось недавно. — С. Ш.)». Одновременно плановые органы Дальневосточного края разработали плановые цифры для Биробиджана, согласно которым «население Биробиджана к концу 1937 года (т. е. к концу второй пятилетки. — С. Ш.) должно составлять 300.000 человек, из коих 150.000 евреев-переселенцев».
Все эти расчеты оказались построенными на песке. В действительности за 1932 год в Биробиджан прибыло не 14.000 евреев-переселенцев, как намечалось во исполнение осеннего постановления 1931 года (не говоря уже о более далекоидущих расчетах Диманштейна), а лишь 9.000. Притом из них «осталось лишь 3.000, и в 1933 году отлив даже превысил приток переселенцев». В итоге общее количество евреев-переселенцев в Биробиджанском районе достигло к концу 1933 года не 31.000 и не 50.000, а лишь 8 с небольшим тысяч. О близкой перспективе 150.000-го еврейского населения Биробиджана, конечно, не могло уже быть и речи.
Таковы были итоги еврейского переселения в Биробиджан ко времени объявления Биробиджана — в мае 1934 года — Еврейской автономной областью. По годам они показаны в следующей таблице:
Переселение евреев в Биробиджан[21]
Прибыло Отсеялось Осело 1928 950 600 350 1929 1.875 1.125 750 1930 2.560 1.100 1.560 1931 3.250 725 2.525 1932 11.000 8.000 3.000 1933 Итого за 6 лет 19.635 11.450 8.185У нас нет точных данных о количестве нееврейского населения Биробиджана к началу 1934 года. Оно во всяком случае было выше 40.000, и процент евреев среди населения Биробиджана был в это время ниже 20. Необходимого условия для превращения Биробиджана в «еврейскую автономную административно-территориальную единицу» — осуществленного или близкого к осуществлению еврейского большинства — в Биробиджане еще не создалось. И самая возможность такого увеличения еврейской иммиграции в Биробиджан, которое бы в предвидимом будущем могло создать в Биробиджане еврейское большинство, представлялась после опыта 1928-1933 годов спорной, по крайней мере на тех путях, на которых велась до сих пор политика колонизации Биробиджана.
Широкая колонизация Биробиджанского района еврейской местечковой беднотой, если и могла бы быть успешной, то лишь при наличии двух условий: при систематической, упорной подготовке района к приему колонистов и — и это главное — при создании в еврейских массах национального подъема, который облегчил бы перенесение связанных с такой колонизацией огромных трудностей. Это, в сущности, даже не два, а одно условие, так как в обстановке национального подъема можно было бы организовать кадры еврейской молодежи, проникнутые настроениями, близкими к настроениям палестинских халуцим, которые — под руководством специалистов — осуществили бы мелиоративные, дорожные и строительные работы по подготовке района к широкой колонизации. Что при иной ориентировке советской еврейской колонизационной политики возможны были гораздо более благоприятные результаты, можно показать на примере. Единственной сельскохозяйственной коммуной, выдержавшей в Биробиджане без потерь испытания 1928 и 1929 годов, была небольшая коммуна молодежи «Икор». Коммуна эта была в основном составлена из первого выпуска еврейской сельскохозяйственной школы близ Минска: весь выпуск, состоявший сплошь из детей евреев-крестьян, отправился в Биробиджан, увлеченный лозунгом «В еврейскую страну!» (так рассказывал об этом А. Н. Мережин на пленуме Центрального Совета и Правления Озет в январе 1929 г.). Сохранению коммуны в эти тяжелые первые годы содействовало, может быть, и то, что, кроме энтузиастов из Минска, в состав ее, вероятно, вошли энтузиасты из Америки. Об этом говорит уже самое имя коммуны, названной по имени Американской ассоциации для еврейской колонизации «ICOR». Но и эта коммуна, как отмечает Кантор, увлекшись фантастическими «организационными экспериментами», пережила в 1930-1933 годах тяжелый кризис, который удалось преодолеть лишь с применением болезненной «хирургической» операции. В чем состояла эта хирургическая операция, автор не сообщает, но когда в 1934 году известный американско-еврейский журналист Б. Ц. Гольдберг приехал в Биробиджан, положение коммуны «Икор» было таково, что Биробиджанская администрация всячески пыталась не допустить поездки Гольдберга в «Икор» и уступила лишь после того, как Гольдберг заявил, что ему по возвращении в Америку невозможно будет объяснить, почему он, побывав в Биробиджане, не посетил «Икор». Гольдберг нашел «Икор» в очень тяжелом состоянии. Коммуна