охоты и т. д. Местный старожил плохо представляет себе условия существования в плотно за­селенной стране и смотрит на предстоящее землеустройство как на бедствие» ...

Игнорировать эти настроения старожилого населения было бы неоправданной жестокостью, да это и практически невозможно. Преодолеть эти трудности можно только энер­гичной работой по созданию благоприятной обстановки для развития старожилого хозяйства в новых условиях:

«Безболезненное землеустройство старожилого населения должно сопровождаться рядом мероприятий, которые облегчи­ли бы реорганизацию хозяйства в соответствии с новыми усло­виями. Сюда следует отнести: мелиорирование отводимой тер­ритории, устройство сети полевых дорог, снабжение трактора­ми, организация переработки и сбыта молока, устройство скот­ных дворов (сейчас скот зимует под открытым небом), улучше­ние породы скота и т. д....

К этому следует добавить, что межселенное землеустрой­ство местного населения должно производиться непременно на средства госбюджета, а не на местные средства, как это было до сих пор хотя бы потому, что в этом землеустройстве ме­стное население не заинтересовано и склонно придавать ему ложное направление».

Но в проведение всех этих мероприятий и, тем более, процесс осознания значения этих мероприятий ме­стным населением и примирения его с новыми условиями — требовали времени и не допускали поспешности.

23-го августа 1927 года экспедиция вернулась в Моск­ву и приступила к обработке большого собранного ею мате­риала. В начале 1928 года предварительный отчет экспе­диции был представлен в правительство и 28-го марта со­стоялось постановление Президиума ЦИК СССР о «закреп­лении за Комзетом» Биробиджанского района (здесь, ка­жется, в первый раз этот термин употреблен в официаль­ном документе) «для нужд сплошного заселения трудящи­мися евреями свободной земли». Переселение в Биробиджан не для занятия земледелием должно было играть подчинен­ную роль. Еврейская сельскохозяйственная колонизация должна была носить сплошной характер и для неевреев Биробиджан, как территория для сельскохозяйственной колонизации, был закрыт: в постановлении 28-го марта это было формулировано категорически: «прекратить даль­нейшее зачисление не по нарядам Комзета земельных долей в Биробиджанском районе». Границы Биробиджанского рай­она были при этом установлены несколько суммарно, и окон­чательное установление границ поручалось Дальневосточно­му краевому землеуправлению совместно с районным пере­селенческим управлением и Комзетом. — Постановление 28-го марта заканчивалось сыгравшим впоследствии значи­тельную роль «пятым пунктом»;

«При благоприятных результатах сплошного заселения оз­наченного в п. 1 района трудящимися евреями иметь в виду возможность образования на территории указанного района ев­рейской национальной административно-территориальной еди­ницы».

2. ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ЕВРЕЙСКОЙ КОЛОНИЗАЦИИ БИРОБИДЖАНА: 1928-1934

После принятия правительственного постановления о «закреплении» Биробиджана за Комзетом для нужд еврей­ской колонизации, немедленно началось переселение евре­ев в Биробиджан. Предостережения Биробиджанской экспе­диции совершенно игнорировались. О предварительной под­готовке района к приему переселенцев, о сохранении опреде­ленной очередности в посылке ходоков, работников и семей переселенцев, об отсрочке начала переселения до 1929 года не было и речи. 28-го марта 1928 года было вынесено по­становление Президиума ЦИКа и сейчас же начали фор­мироваться первые эшелоны еврейских переселенцев.[17] В ру­ководящих советских кругах ориентировались на широкую колонизацию Биробиджана евреями в течение немногих лет. Отвечая на вопрос американской экспертной комиссии Икора, Рыков в октябре 1929 года заявил, что уже в пос­ледний год первой пятилетки (т. е. в 1932/33 г.) еврейское население Биробиджана должно достигнуть «около 60.000», т. е. евреи должны были образовать к этому времени значи­тельное большинство в составе населения района. Резуль­таты этой колонизационной спешки сказались немедлен­но. Переселенцы, к тому же непривычные к сельскохозяй­ственному труду, очутились в тайге в очень тяжелых усло­виях, и большинство переселенцев первых двух лет не вы­держали испытания и либо вернулись на места выхода (за многие тысячи километров), либо разбрелись по более зна­чительным центрам Дальнего Востока (Хабаровск, Влади­восток и др.). Из переселенцев 1928 года лишь немного бо­лее трети оставалось к концу года в Биробиджанском райо­не. В 1929 году повторилось то же (цифры будут приве­дены ниже). Но и те немногие переселенцы, которые оста­вались в Биробиджанском районе, оказались в большинстве своем сосредоточенными на ст. Тихонькая (будущий город Биробиджан) и в других небольших поселках полугородско­го типа вдоль железной дороги, а не «на земле». Здесь же, особенно на ст. Тихонькая, надолго задерживались при­бывавшие в район новые переселенцы. Виктор Финк следую­щим образом описывает их положение, как он наблюдал его осенью 1929 года:

«В поселке при станции Тихонькая, Уссурийской железной дороги, являющемся как бы воротами Биробиджана, образуется затор из еврейских переселенцев. Они живут в бараках. В не­вероятной скученности и грязи там валяются вповалку на двухэтажных нарах десятки чужих друг другу людей — холо­стяков, молодых женщин, стариков, многодетных семейств с грудными младенцами. Я утверждаю, что переселенческие бара­ки в Биробиджане могли бы быть позором тюрьмы. По поло­жению, переселенцы должны проживать в бараке не больше трех суток. Фактически же они сидят там по два и по три ме­сяца, так как, во-первых, земельные фонды не подготовлены, а, во-вторых, нет дорог... В Биробиджане нужен крепкий дом, и нужно, чтобы через болота и тайгу была проложена дорога. Покуда этого нет, из Тихонькой выехать почти невозможно, да и ехать некуда.

«Среди барачных жителей складывается какой-то особый жуткий быт. Некоторые умудряются получать переселенческий кредит и ссуды, сидя в бараке, и проедают их, даже не выехав на землю. Другие, менее изворотливые, нищенствуют. Я видел в бараке семью, которая дошла до такой степени несчастья, что другие переселенцы, сами ведущие полуголодное существова­ние, из жалости собирали для нее милостыню... Одинокие жен­щины, попав в беспомощное положение, поневоле начинают за­ниматься проституцией. Иные уезжают для этого в Хабаровск, но в сентябре-октябре 1929 года и в Тихонькой несколько ев­рейских женщин стали заниматься проституцией. Они приеха­ли с намерением работать на земле, но не могли добраться до земли...».

Заслуживает внимания, что организаторам переселения пришлось почти отказаться от выдвинутой Биробиджан­ской экспедицией идеи размещения еврейских переселен­цев прежде всего в наиболее обжитой южной и юго-восточной части Биробиджана, в Приамурье, так как при неосуществлении мероприятий, которые могли бы сделать размещение здесь евреев переселенцев относительно при­емлемым для местного старожилого населения (см. выше), не могло быть и речи о направлении сюда широкого пото­ка евреев-переселенцев. Поэтому и размещение переселен­цев производилось преимущественно не в Приамурье, а в более трудных для освоения центральной и северной частях Биробиджана, ближе к железной дороге.

В 1930 и 1931 годах положение несколько улучшилось: приток переселенцев все еще оставался скромным, но по крайней мере бегство переселенцев из района приняло менее катастрофические размеры. Все же к концу 1931 года в Биробиджанском районе было лишь немного более пяти ты­сяч евреев при общей численности населения района более 44,5 тысяч. Цифры эти вскрывают поразительный факт: не­смотря на категорическое указание постановления 28-го мар­та 1928 года