— Может быть, может быть. Но иногда мне кажется, с русской женщиной может справиться только батальон таких, как я, — сказал он.

— Ты недооцениваешь себя, мой милый, — сказала Гала и поднялась. — Не пора ли нам прогуляться? Пообедаем где-нибудь в кафе, погуляем, а?

— Здравое предложение можно услышать только из уст женщины, — подала голос Роза. — Мальчики, заканчивайте свои разговоры и собирайтесь на прогулку. Нам всем нужно освежить головы.

— А не отправиться ли нам на пикничок? — предложил Макс.

— С малышом? — напомнила Роза.

— Почему бы нет? Одень только потеплее. Возьмем с собой плед и прочее. Будет хорошо.

— Давай оставим пикники для лета.

— А мы можем устроить пикник прямо здесь, в мастерской, — предложила Гала и села прямо на паркет.

— Глупости, — фыркнула Роза.

— Откроем настежь окна. Немного воображения, бутылка-другая вина — чем плохо? Мы в Клаваделе вообще лежа гуляли. Правда, Поль?

— Идея неплохая, — отозвался он, глядя в окно. — Тем более, кажется, снова дождь накрапывает.

Мужчины набрали в гастрономе колбасы, хлеба, овощей. Все это было нарезано на куски, разложено по большим блюдам. Целый день они ели все это, запивая вином и перемежая разговорами. Потом Роза принесла блестящий от влаги зеленый виноград. Макс отщипнул ягоду и положил в рот Полю, который в то время с закрытыми глазами лежал на боку.

— Спасибо, Гала, — сказал он рассеянно.

Все рассмеялись.

Они начали скармливать виноградины друг другу — получилась игра. С закрытыми глазами Макс не мог отличить, когда его губ касались пальцы жены, а когда — пальцы Поля или Гала. Дождевые капли стучали по стеклам, а они занялись игрой в слова и ассоциации.

— Отношения между мужчиной и женщиной, — начала Гала.

— Между подковой и кончиком пальца, — продолжил Поль.

— Между терновником и фактами мимикрии, — включился Макс.

— Между птичкой и звездочкой чеснока, — подхватила Роза.

— Между смехом взахлеб и синевой под глазами.

— Между железнодорожными рельсами и голубем рыжим.

— Между сонной артерией и спектральным анализом соли.

— Между моим одиночеством и тобой…

Джимми заснул. Прикончив все вино, они устроились все вчетвером на тахте для общей медитации и один за другим заснули. Когда они снова собрались под абажуром горящей лампы, их лица несли ощущение умиротворенности, как будто общий сон, как ничто другое, их сблизил. Плечи Розы окутывала шаль, а Гала без всякого стеснения расстегнула кофточку так, что при движении были видны ее груди. Роза позавидовала ее смелости и тому, что у нее такая маленькая, крепкая грудь. Сама Роза стеснялась своей большой, с крупными венами, распухшей от молока груди. Ее не оставляла мысль, что она кажется слишком тяжелой по сравнению с легкой женой Поля, слишком взрослой в кружке друзей-единомышленников, не желающих расставаться с детством. По ту сторону стола сидел вдруг показавшийся ей чужим Макс, такой сонный и растерянный, а рядом — более нежный, более хрупкий мужчина, блаженно счастливый, как, впрочем, и все они.

Роза переводила взгляд от одного лица к другому, и неотвязная мысль билась у нее в мозгу: такого больше не повторится. Она сказала:

— Мне бы хотелось навсегда оставить в памяти этот день.

— А давайте сделаем фотографию, — предложил Макс. — Меня очень даже впечатлило то, что ты мне раньше показывал.

Он подмигнул Полю и как-то смущенно хмыкнул.

Поль с недавних пор увлекся фотографией, сделав своей любимой моделью свою жену. Он фотографировал ее в шелковом платье до полу, в манто и шляпке, в купальнике и широкополой шляпе. Но он буквально входил в азарт, когда она соглашалась позировать ему обнаженной. Первое время под гипнозом объектива она чувствовала себя скованной, напряженной, но Поля возбуждала их новая игра, где третьим выступала фотокамера. Сеанс за сеансом — и Гала тоже вошла во вкус. Монохромные карточки как будто делали ее выше, утонченней. Их супружеская жизнь заиграла новыми гранями. Поль стал больше времени проводить с женой, через линзу объектива ее тело казалось ему магически интригующим, влекущим. В те часы, когда он не снимал, он все еще чувствовал ее притяжение, он стремился к ней. Он хотел найти в ней нечто новое, какую-то им ранее не подмеченную черту, поймать некий ракурс, способный передать эротизм ее тела. Поль находил особое удовольствие видеть ее образ на бумаге, наблюдать, как его друзья, кому он показывал ее снимки, молча или шумно восхищались ее смелостью, ее утонченностью, ее женской красотой. Они смотрели на ее маленькие твердые груди с вишенками сосков, на плавные линии ее рук и ног, на крутизну ее бедер, и он чувствовал, что они ему втайне завидуют. Для нее не было запретов, она — сама женская сущность, притягательная плоть. И эта женщина всегда доступна ему, и взгляду его фотокамеры, и его желанию — доступна только для него и никого другого. И сам факт, что его Гала возбуждала томление других мужчин, сделал для Поля особенно пикантными их супружеские отношения. Как бывало в детстве, обладание резиновым мячиком или велосипедом делало его ценным товарищем по играм, так и сейчас, обладая этой женщиной, подчиненной его воле, он чувствовал свое превосходство перед остальными. Он готов был включить в их игру и третьего, чтобы запечатлеть на снимках, как хороша Гала во время занятий любовью, и ждал, когда жена даст на это согласие. А пока он предпринимал эксперименты с автоматическим спуском фотокамеры.

— Давайте сфотографируемся все вместе, — предложила Роза. — Мы хорошо выспались. И Минимакс не капризничает.

Вся компания расположилась прямо на полу. Веселые, загорелые лица, раскованные позы, ни следа недоверия или напряжения. Ничто еще не предвещает той драмы, что расколет эти две супружеские пары, разведет навсегда этих спаянных счастливой любовью людей.

— Я открыл еще бутылку. Будешь?

Не дождавшись ответа, Луи Арагон налил вино в оба бокала.

— Говоришь, славно провел время в Кельне?

Поль отхлебнул вино. Они сидели у Луи. Его комната была расположена на четвертом этаже и занимала две комнаты. После работы, не заходя домой, Поль отправился к приятелю. Он испытывал потребность выговориться. В разговоре подчас он находил ответы на терзавшие его вопросы. Луи должен понять его. подсказать, разрешить его сомнения.

Поль взял бокал в руки, поднялся с кресла. Из приоткрытого окна были слышны звуки улицы. Наступали те минуты, когда вечер уступает место ночи.

— Макс мне как брат. Нет, он мне больше, чем брат. Он мне как брат-близнец. Мы с ним — сросшиеся пуповиной близнецы. Что ты скажешь про наш сборник? Именно наш, не мой. Я не оговорился, я чувствую, у «Повторений» — два автора. И снова неверно! Автор один.