Брент сжал ее руки.

– Знаю.

– Меня насиловали сотни мужчин. Мне отстрелили ногу. Папу убили, Иветту поломали – и все из-за этого слабака! – Долорес оттолкнула брата. – Мы должны убить его! Ты, мой брат-близнец, самый близкий человек, – как ты позволяешь ему жить? После всего этого? Как ты можешь?

Его глаза наполнились слезами.

– Долорес… пожалуйста… – Звезды каплями сорвались со щек. – Мы не должны забывать об Иветте.

Долорес ударила его кулаками в грудь. Брент не сопротивлялся.

Наконец она остановилась.

– Давай, бей еще, если хочешь. Я выдержу. – Он вытер глаза и подставил грудь.

– Я побью Сэмюэля камнями до того, как Иветта прочтет письмо и простит его. Так нужно.

– Но убивать нельзя.

Теперь уже Долорес вытерла слезы и кивнула.

– Договорились.

В желтом костюме для верховой езды, с тремя полными фляжками, Стромлер вошел, пригнув голову, в форт, построенный то ли во время Мексикано-американской[107], то ли во время Гражданской войны, то ли в ходе какого-то менее известного конфликта мексиканцев или американцев с индейцами. (Историю постройки никто не знал, а могилы остались безымянными.) Миновав уборную, Щеголь оказался в общей комнате с фонарем, свет которого падал на три стола, две пузатые чугунные печи (ржавую и мятую) и тридцать ветхих деревянных коек. В воздухе держался стойкий запах пыли и лампового масла.

– Положите, пожалуйста, в углу, – сказал Штукарь, сидевший на табурете возле койки, на которой лежал Джон Лоуренс.

Натаниэль наклонился, и острая, словно от удара кинжалом, боль пронзила живот. Он выронил фляжки, споткнулся, но оперся о стол и выпрямился.

– Все хорошо?

– Сейчас пройдет. – Боль возникала нечасто, но была острой и проходила не сразу.

– Дайте знать, если я могу чем-то помочь. – Штукарь вытер кровь с лица мертвеца.

– Спасибо. – Натаниэль сел на стол и потер ладонью живот. – Давно его знаете?

– Всю жизнь. – Негр смочил белую тряпицу. – Еще до моего рождения отец Джей-Эла, Лоуренс Грегори, купил и освободил моего отца. Как и многие другие освобожденные рабы, тот остался на плантации Плагфордов, где с ним обращались как с равным. – Он принялся оттирать от грязи уши старика. – Там, на плантации, отец встретил мать, и появился я. Это было во Флориде, задолго до войны. Я рос там, вместе с Джей-Элом, как свой. Джей-Эл сказал отцу, что я сообразительный и быстро учусь, и меня освободили от физического труда и назначили помогать доктору и счетоводу. – Штукарь счистил корку пыли и крови на губах мертвеца. – Возможно, поэтому я никогда не был худеньким.

Боль в животе немного отступила.

– Не хотите воды? – спросил Натаниэль.

– Спасибо, с удовольствием.

Джентльмен поднялся, подошел к висевшей на гвозде фляжке, вынул пробку и передал негру.

Штукарь положил тряпицу на морщинистые веки старого Плагфорда.

– Не желают закрываться.

Он отпил воды и вернул фляжку Натаниэлю, который вытер горлышко и сделал долгий глоток.

– Однажды, сухой и жаркой летней ночью, на плантации случился пожар, и огонь охватил всю усадьбу. – Штукарь снова взял тряпицу и протер края отдаленно напоминавшей цветок впадины над левой бровью Джона Лоуренса. – Мы с Джей-Элом, подростки, вывели детей и стариков, а потом стали заливать огонь водой, но вода еще в воздухе превращалась в пар. Это был ад. Лоуренс Грегори и Даррен, младший брат Джей-Эла, попытались вывести из главного дома мать – она оказалась запертой внутри, – и все трое сгорели. И вот в такое время один из тех рабов, кого освободил отец Джей-Эла, Тедди Тинкерс, забрал сейф со всеми семейными ценностями и деньгами – Лоуренс Грегори не верил в банки – и сбежал с ним.

Штукарь покачал головой и нахмурился.

– До сих пор ненавижу этого ниггера. В том пожаре Джей-Эл потерял почти все. Остались сгоревшая плантация и я. – Негр перешел к громадным, перепачканным грязью и кровью рукам мертвеца. – Работники побыли еще неделю и помогли – бесплатно – спасти то, что еще было можно, и помочь убрать урожай риса и табака. Потом Джей-Эл продал усадьбу за полцены. От болтливых негров с другой плантации я узнал, что поджог – дело рук некоего Джейка Портера, погонщика мулов, а его наняли двое плантаторов, соперничавших с Плагфордом долгое время и проигрывавших ему. Я рассказал обо всем Джей-Элу и впервые увидел тогда, каким он бывает. Я очень разозлился и решил помочь. Вскоре после этого он познакомился с Длинным Клэем, который уже тогда мало чем отличался от себя теперешнего. Джей-Эл стал преступником, и несколько лет мы с ним не общались.

Вооружившись зубочисткой, Штукарь выскреб грязь из-под ногтей трупа.

– Он помягчел, когда познакомился со своей своевольной женушкой. Перестал грабить банки и поезда, и злость из него как будто вытекла. Стал примерным скотоводом, мужем и отцом. Когда он пригласил меня в Техас – помочь с делами, – я согласился.

Штукарь сложил руки мертвеца.

– Он был тогда таким, каким я помнил его до пожара, и оставался до того дня, когда у него забрали дочерей.

– Он любил своих девочек, это было видно, – заметил Натаниэль.

– Они были для него отпущением грехов.

– Штукарь! – долетел снаружи голос Стиви.

– Да?

Натаниэль повернулся к южной стене.

К центральной прорези приблизился силуэт, превратившийся в полосу лица Стиви – с одним глазом и шестью зубами.

– Обыскался, но ни черта не нашел. Где лопаты и кирки?

– Привязаны снизу к днищу фургона.

– Зачем?

– Чтобы ими могли любоваться броненосцы.

– Самый остроумный ниггер на всей Территории, да? Только зачем вещи прятать?

– Я убрал их, чтобы освободить место для отца и Иветты.

– А… – Взгляд единственного глаза остановился на лежащем мертвеце. – Похороним его здесь?

– Если придется.

Глаз Стиви, словно на шарнирах, повернулся в сторону Натаниэля и Штукаря и забегал между ними.

– Нам нужна ваша помощь – выкопать несколько ям для мин, которые Длинный привез с собой.

Натаниэль поморщился, но ничего не сказал.

– Сейчас выйду, – произнес Штукарь.

Стиви исчез, и его место в узкой прорези заняла полоска иссиня-черного ночного неба с семью тусклыми звездами.

Негр посмотрел на джентльмена.

– Я так понимаю, что вы не намерены помогать нам с минами?