– Я сам как-нибудь решу, что и кому говорить. Продолжим. Вчера вечером из дома известной тебе дамы пропала очень редкая и дорогая вещь.

– Я ничего у Алины не брал! – взволнованно перебил Семёнова парень. – Кроме того, что она сама дарила. И меня там вчера не было. Не верите мне, спросите у Насти.

– Я не верю тебе, не верю Насте, я верю криминалистам и результатам экспертизы. Дактилоскопической. Скоро эксперты присоединятся к нам и возьмут у тебя отпечатки пальцев. Надеюсь, ты не будешь возражать и препятствовать следствию?

– Не буду, – буркнул парень. – Берите.

Мы остались дожидаться экспертов и охранять подозреваемого, чтобы он не надумал скрыться. Хоть Эдик и пытался нас убедить, что ему некуда идти. Он сам предложил осмотреть квартиру, и Семёнов не поленился облазить все шкафы и пыльные углы однушки, после чего в расстроенных чувствах вернулся на кухню.

– Это ещё ни о чем не говорит, – не сдавался напарник.

Я кивнула, а затем обратилась к Эдуарду:

– Как вы познакомились с Алиной Рудольфовной?

А что? Мне же интересно!

– Случайно. Сидели в баре с друзьями. Отмечали двойное событие. Колян вернулся из армии, а Толик из тюрьмы вышел. Ну и тут Алина нагрянула с компанией. Шумные, весёлые, пьяные. И бабы все как на подбор. Староваты, конечно. Но красивые. Яркие, холёные – дорогие, в общем. Я до того дня таких тёток только издали видел. В навороченных тачках, возле крутых магазинов. А тут довелось вблизи рассмотреть. Ну и пялился на них как дурак.

– Что её занесло в тот бар? Вряд ли вы в дорогом ресторане торжество отмечали.

– Не в дорогом ресторане. Но и не в занюханном кабаке. Нормальное место, приличное. Танцы, караоке, все дела. Вы бы слышали, как она поёт! Это что-то нереальное! Ну, я принял для храбрости и пригласил её на танец. И закрутилось. Утром проснулся у неё дома. А дальше всё как-то само получилось. Помогла в универ поступить. Квартиру сняла, чтобы я от предков съехал. Ну, чтобы они глупые вопросы не задавали: где я и с кем. Вот, как-то так.

В конце рассказа Семёнову позвонили. Напарник поговорил по телефону, после чего сообщил:

– Эксперты отказались ехать. Пробка. Так что собирайся, гражданин Аристархов. Проедешь в отделение. Там и снимем отпечатки.

Парень не стал возражать. Оперативно собрался. Быстро и довольно прохладно выпроводил подружку и разместился на заднем сиденье «лексуса».

– Хорошо живет полиция, – не удержался от комментария Эдуард.

Зря он так. Семёнов сегодня бешеный.

– Полиция живет по-разному, – ответил напарник. – А лично я живу хорошо. Не жалуюсь. Но на жизнь зарабатываю головой, а не другими частями тела.

Парень сконфуженно замолчал и до конца поездки не предпринимал попыток завязать разговор.

Пробка, к счастью, была только в одну сторону. До Управления мы добрались довольно быстро. Гражданина Аристархова обработали по полной программе. Сняли отпечатки, взяли показания и подписку о невыезде, после чего отправили восвояси.

Пока Семёнов возился с подозреваемым и готовил заявление о краже от имени оперной певицы, я пила чай с конфетами в комнате отдыха и читала книжку в телефоне.

– Афанасьева, от такого количества сладкого у тебя жопу разнесёт и лицо прыщами покроется.

Ну конечно. Наш великий и ужасный.

– Ты достал уже, Семёнов! Что тебе от меня надо?

– Лично мне от тебя ничего не надо, Афанасьева. Нас начальство желает видеть. Соизволишь пройти? Можешь кулёк с конфетами с собой прихватить.

Я вылетела из комнаты, шарахнув дверью. На глазах вскипали злые слёзы. Господи, когда уже закончится это дурацкое задание и я смогу вернуться на работу, где с Семёновым даже здороваться не стану?

В кабинет оперов ворвалась злющая, как ведьма. Хотя я и есть ведьма. Только малость недоделанная. Захар Матвеевич встретил меня взглядом, полным сожаления и печали. Видимо, был хорошо знаком с характером своего подчинённого и от всей души сочувствовал мне.

Семёнов нарисовался следом. Ведун протянул ему какие-то распечатки.

– Вот, результаты экспертизы. И данные нового подозреваемого. Проходил недавно по делу о пьяном дебоше. Скатайтесь-ка к нему. Если я прав, дело закроем уже сегодня.

Вот радость-то! И я наконец избавлюсь от общества ужаленного в зад айтишника.

Парень принял бумаги из рук начальства. Пробежал глазами.

– Что ж ей так не везет с мужчинами-то? – раздражённо выдал Семёнов. – Хорошая женщина, а мужики через одного козлы или того хуже.

– Кто он? – заинтересовалась я трудной судьбой чудо-птицы.

– Муж. Бывший, правда. Предпоследний. Последний тоже тот ещё гад был. Хорошо, что сам помер, а то у меня руки чесались помочь. Вероятно, поэтому она на мальчиков и переключилась. Посчитала, что так безопаснее. Играет с ними, как со щенками. А потом отпускает во взрослую жизнь с отступным. Ладно, поехали, Афанасьева. Пора заканчивать этот балаган.

Я тяжело вздохнула и пошла за напарником, вспоминая всё хорошее, что было в моей жизни, чтобы случайно не залепить в него проклятьем.

Наш новый подозреваемый поселился в области. К счастью, недалеко от МКАДа. Жил бы дальше, мы бы до него не добрались. Поубивали бы друг друга по дороге. Я была близка к тому, чтобы отобрать у Семёнова пистолет и выпустить в него всю обойму. К концу поездки нервные клетки закончились. Я сидела в машине с прямой спиной, трясущимися побелевшими губами и сцепленными в замок руками. Руки сцепила лишь для того, чтобы не зарядить Семёнову в челюсть.

Но вернёмся к подозреваемому. Он жил в однушке, купленной на средства бывшей жены. В квартире царило полное запустение. Она не знала ремонта, пожалуй, с советских времен. Древние бумажные обои потемнели и местами отошли от стен. Кое-где были оторваны клоками, и на нас глядела тоскливого вида жёлтая побелка. Крашеный деревянный пол имел совершенно невообразимый цвет. Похоже, он лет этак десять не встречался не то что с водой и тряпкой, но даже с веником. Подошвы ботинок прилипали к доскам и отрывались с мерзким чавкающим звуком. Хозяин сего жилища выглядел, нет, не как бомж, как опустившийся человек, знававший лучшие времена. В квартире было тепло, поэтому он встретил нас в заношенных семейных трусах и стоптанных тапках.

Узнав, кто мы и по какому делу, мужчина махнул рукой, приглашая следовать за собой. Мы с Семёновым осторожно крались мимо завалов, стихийно образовавшихся из пакетов с мусором и пустых бутылок. На кухне, куда нас привел радушный хозяин, также всё оказалось захламлено мусором, грязной посудой, обрывками газет и чем-то, в чём с немалым трудом опознавались остатки пищи, засохшей или заплесневелой.

Я, позабыв прошлые обиды, жалась к Семёнову. Он, в свою очередь, жался ко мне. И дело вовсе не во внезапно нахлынувших чувствах, которые охватили всё наше естество и заставили позабыть об окружающем мире. Отнюдь. Просто мы стояли на единственном относительно чистом островке среди помойки, и весь окружающий мир грозил обрушиться на нас и погрести под своей тяжестью и зловонием. Тут и одному человеку места мало. А нас двое. Не считая хозяина «пещеры сокровищ», который вольготно разместился на табурете за захламлённым столом и наполнил немытую рюмку какой-то мутной белесой жижей из трехлитровой банки. Мы с Семёновым обняли друг друга, как, должно быть, обнимались одиннадцать принцев-лебедей и Элиза, стоя на крошечном острове в бушующем океане тёмной ночью.