– Лёшенька, доброе утро, дорогой, – кинулась к моему напарнику оперная прима, как только мы пересекли порог её дома. – Очень рада тебя видеть!

Немолодая, но привлекательная и ухоженная полноватая дама беззастенчиво тискала Семёнова, ничуть не стесняясь моего присутствия. Она поглаживала парня по всем доступным ей местам. Даже упругий зад не обошла своим вниманием. Я демонстративно поморщилась и покашляла, чтобы обозначить собственное присутствие. Чувствую, ещё немного, и Семёнов начнет отвечать на ласки, полезет под шёлковый расписной халат примы.

– Лёшенька, кто эта забавная девочка?

– Алина Рудольфовна, позвольте представить мою коллегу Арину Афанасьеву. Она внештатный консультант Управления. Молодой, подающий большие надежды специалист. Будущая ведьма.

– Прелэээстно, – снисходительно пропела Алина Рудольфовна, окидывая меня цепким взглядом.

Видимо, мой затрапезный вид доставил ей немалое удовольствие. Она с нескрываемым торжеством перевела взгляд с меня на Семёнова, демонстрируя всем своим видом, что я ей не конкурент. Должно быть, молодая Эвис Крайтон чувствовала себя в присутствии блистательной Джулии Лэмберт примерно так же, как чувствовала себя я сейчас[8]. Полным ничтожеством и убожеством, замахнувшимся на самый ценный реквизит театральной примы. Есть, правда, небольшое различие в наших с Эвис историях. Семёнову моя скромная персона совершенно безразлична. Так что очаровательная хозяйка дома может не беспокоиться на мой счёт и не подстраивать мне виртуозные пакости.

– Алина Рудольфовна, расскажите, какие неприятности вас постигли? – поинтересовался Семёнов, перехватывая и целуя шаловливую ручку, унизанную массивными перстнями.

– Ах, дорогой, это настоящая трагедия! Но что же мы стоим на пороге? Как невежливо с моей стороны. Прости меня, зайчик, это всё от расстройства. Идём в гостиную.

Прима величественно поплыла по широкому коридору, украшенному фресками и зеркалами. Зайчик попрыгал за ней. Я плелась следом.

Просторная гостиная была настоящим раем для сибаритов. Повсюду мягкие диваны и кресла, в которые так и тянуло погрузиться. В углу комнаты на подиуме возвышался рояль «Steinway», который стоил как небольшая квартира в Москве. На стенах висели картины и профессиональные чёрно-белые фотографии, изображавшие одного человека в разных ракурсах – оперную диву Алину Коностову.

Семёнов и Алина Рудольфовна разместились на диване. Парень порывался было усесться в пустующее кресло, но его попытки отмежеваться пресекли в зародыше. В кресло опустилась я. Прима обнимала айтишника за талию и поглаживала по бугристому квадрицепсу. Я сопроводила её жест завистливым взглядом и отвела глаза в сторону. Ну сколько можно? Поняла уже, что вас связывают узы давней дружбы. Стоит ли так часто демонстрировать это?

В гостиной появилась немолодая тётка с простым рабоче-крестьянским лицом, в выражении которого не было ни малейшего намека на уважение к хозяйке дома и её гостям. С таким видом в метро хамят, а не в богатых домах прислуживают. Всё в точности как у Моэма.

Женщина катила тележку с чайным сервизом и яствами. Алина Рудольфовна не доверила помощнице сервировку стола. Отпустила её легким взмахом белой руки и сама расставила приборы, наполнила кружки чаем.

– Не томите, Алина Рудольфовна, – попросил Семёнов, когда кружки опустели и первые пирожные были съедены. – Что всё-таки случилось? Захар Матвеевич сказал, всю необходимую информацию я получу от вас.

– Страшная трагедия, Алёшенька! – голосом, полным наигранного отчаяния и театрального драматизма, произнесла прима Большого театра. – Случай вопиющий и беспрецедентный в своём ужасающем цинизме.

– А конкретнее?

– У меня украли рубиновый гарнитур. Тот самый, что достался мне от прабабки – знаменитой оперной примы Императорского театра. В нем я исполняю партию Флории Тоски. Я подавлена и уничтожена!

– В полицию заявили?

– Естественно. В тот же день, как обнаружила факт пропажи, вчера то есть, я позвонила своему знакомому – Николаю Владимировичу.

Семёнов многозначительно хмыкнул. Николай Владимирович Зеленин был тем самым генералом, который возглавлял Управление.

– Коленька пообещал во всём разобраться. Сказал, что пришлёт самых толковых ребят.

– Надо же! Какое признание со стороны высокого начальства! Обычно он зовет нас дебилами. И это самый ласковый комплимент из тех, которыми господин генерал награждает сотрудников на оперативках. Алина Рудольфовна, придётся всё-таки составить заявление. Дань бюрократии, ничего не поделаешь. Я сам подготовлю бумаги, вам лишь останется их подписать.

– Хорошо, дружочек, – покорно ответила оперная прима.

– У вас есть снимки гарнитура? – я решила вмешаться в разговор, чтобы ускорить процесс расследования.

– Естественно! Вы полагаете, я дура? – прима одарила меня негодующим взглядом и поднялась, пренебрежительно поджав густо накрашенные и качественно обколотые филлерами губы. – Я скоро вернусь, зайчик, – уже более ласково Семёнову. – Не скучай.

Алина Рудольфовна величественной походкой королевы в изгнании покинула комнату.

– Семёнов, – шёпотом обратилась я к напарнику, – у тебя с ней что-то было?

– Афанасьева, – недобро прищурился айтишник, – а не кажется ли тебе, что задавать подобные вопросы бестактно? Личная жизнь для того и называется личной, чтобы в неё не совали любопытный нос всякие пронырливые девицы.

– Надо же! Какие мы скрытные. Помнится, раньше ты не особенно стеснялся. И вываливал одной пронырливой девице грязные подробности своих кобелиных похождений, не интересуясь, желает ли она выслушивать все это. А сейчас вдруг засмущался.

– Не злись, Афанасьева. Тебе не идет. Становишься похожей на хорька.

– Ну, знаешь ли!

Я много чего ещё собиралась сказать двуличному и лицемерному напарнику, чувствуя, как от справедливой ярости закипает кровь и темнеет в глазах, но сдержалась. И не потому, что не хотела портить отношения с Семёновым, который вёл себя сегодня так, словно в него Ринат вселился, а из-за того, что моё внимание привлекли странные звуки.

В коридоре раздавался то ли скрежет, то ли цокот. Шум постепенно нарастал. Возникало ощущение, что в сторону гостиной направляется крупный зверь с огромными и острыми когтями, от которых пока страдает паркет, но скоро пострадаем мы с айтишником. Фантазия почему-то подкинула образ аллигатора. Эксцентричная мадам Коностова вполне могла завести в доме такого питомца и дать ему кличку Зайчик, например. И сейчас этот Зайчик выбрался из незапертого по небрежности вольера, сожрал хозяйку и ее домработницу и направляется в гостиную, дабы распробовать десерт. Кажется, я где-то читала, что у этих тварей в мозге отсутствует сигнал насыщения, то есть жрать оно будет до тех пор, пока не кончится еда или пока его не разорвёт.