– Случилось что-то? – участливо поинтересовалась я.

– Не твоё дело. И вообще, закрой рот и не открывай без веской причины. Всё равно оттуда ничего разумного не вылетает, – раздражённо и пренебрежительно кинул Семёнов. Так, словно я была человеком второго сорта, опустившейся и порицаемой обществом маргинальной личностью. В общем, сложно подобрать правильные слова, чтобы описать его интонации и довольно специфическое выражение лица.

Это было что-то новенькое! Я, конечно, всяким его видела. И злым, и язвительным. Но до такого откровенного хамства он ещё ни разу не опускался. Подобного обращения я не заслуживаю. Его вообще никто не заслуживает. Кровь закипела от вполне обоснованной ярости.

– Останови машину!

– Успокойся, Афанасьева, – сквозь сжатые зубы буркнул айтишник, не отрывая взгляда от дороги.

– Я сказала, останови машину! – перешла на крик.

Автомобиль резко затормозил и замер на обочине. Перед тем как выйти, повернулась к Семёнову.

– Я поеду в Управление. Объясню Захару Матвеевичу, что ставить меня в пару с тобой было большой ошибкой. После – на работу. Ты поступай как знаешь. Только учти, что с этого момента мы совершенно посторонние люди.

И от души шарахнула дверью, ставя таким образом точку в разговоре.

«Лексус» с визгом сорвался с места, удаляясь по трассе. Я проводила его злобным взглядом. Всего хорошего, Семёнов. Приятного тебе дня. Мой день ты умудрился основательно изгадить. Одной лишь фразой.

Я перешла на другую сторону дороги и вскинула руку, голосуя. Движение было довольно интенсивным, но все спешили по своим делам, никто не хотел брать попутчика. Эээх! Если бы дело было вечером, из желающих подвезти одинокую, попавшую в беду девушку пробка образовалась бы. Но сейчас утро, и обозленные на жизнь опаздывающие на работу автовладельцы не склонны к сентиментальным авантюрам.

Попробовала вызвать такси, но никто не торопился принять вызов. Вероятно, это было связано с тем, что поблизости не имелось ни одного строения, не то что жилого дома. Я пожала плечами и побрела вдоль трассы по направлению к городу. Авось, сжалится кто и подберет.

Вскоре позади меня притормозила машина. Я с надеждой обернулась и узнала недавно покинутый «лексус». Помотала головой и продолжила неспешную прогулку вдоль обочины. Машина плавно катила рядом. Стекло с моей стороны опустилось, и Семёнов, изогнувшись так, словно был резиновым, обратился ко мне:

– Девушка, а девушка? Можно вас подвезти?

– Отстань. Мы всё друг другу уже сказали.

– Арина, ну не злись. Я был неправ. И готов принести свои извинения.

– Засунь их себе сам знаешь куда!

– Даже не догадываюсь. Ну, Аринааа.

Пока мы вели милую светскую беседу, позади семёновского «лексуса» образовался нешуточный затор. Водители в бешенстве сигналили, но вредный айтишник даже не подумал прибавить скорость. Нервы одного из наблюдавших за нашей перепалкой не выдержали. Из машины, что плелась следом за «лексусом», вылетел грузный мужчина с перекошенным лицом. Он подскочил к автомобилю Семёнова и долбанул по капоту.

– Ты совсем ох. л! – заорал мужчина, багровея лицом и брызгая слюной. Мне такие типажи не особо приятны, если честно. Но к этому человеку я неожиданно прониклась симпатией и сочувствием. – Ты слепой или тупой? Не видишь, людям ехать надо? Козёл! Отвали от этой овцы и освободи дорогу!

Семёнов остановил «лексус», с изящной ленцой хищного зверя выбрался наружу. Его рука потянулась под куртку, к тому боку, где обычно болтался пистолет. Я не на шутку испугалась за жизнь мужика. Бросилась наперерез, закрывая его собой и раскидывая руки, как статуя Христа Искупителя, что возвышается над Рио-де-Жанейро.

– Семёнов! Ты больной на всю голову социопат! Не вздумай вытаскивать пушку и угрожать ни в чем не повинным людям!

– Он меня козлом назвал! – попытался вызвать у меня жалость парень, доставая пистолет.

– Ты удивишься, но я с ним солидарна. Что, и меня пристрелишь?

– Не сегодня, – успокоил коллега. – И вообще, он тебя тоже обозвал. Овцой.

– Очень ёмкая и верная характеристика, в полной мере отражающая мои умственные способности. Только овца могла согласиться стать твоим напарником. Убери пистолет, Семёнов! Немедленно!

Мужчина, в полной мере осознав более чем реальные перспективы предстать пред судом Божьим, что не входило в его планы на текущий день, бросился бежать к своей машине, пригибаясь на ходу. Семёнов провожал его кровожадным взглядом.

– Уберу, но только после того, как ты сядешь в машину, – решился на шантаж парень.

– Псих! Полный придурок! Конченый выродок! Долбанутый, шизанутый, невменяемый кретин! – вполголоса шипела я, усаживаясь на своё место.

После этого Семёнов спрятал оружие, забрался в автомобиль и ударил по газам, да так, что меня вжало в спинку кресла.

Он вёл машину, бросая время от времени в мою сторону задумчивые взгляды. Я нахохлилась и отвернулась к окну, любуясь угнетающим психику осенним пейзажем. После пережитого немного потряхивало. Я, конечно, догадывалась, что мой коллега не вполне вменяем, но не настолько же!

– Злишься? – спустя какое-то время осторожно поинтересовался Семёнов.

– Нет. Боюсь, – призналась я.

– Не стоит. Я не причиню тебе вреда. Честное слово.

Я не ответила.

– Афанасьева, давай мириться, – не сдавался парень.

– Иди ты к чёрту! Ты угрожал мне пистолетом!

– Вообще-то это неправда. Не надо искажать факты. Я угрожал тому хаму, а не тебе.

– Это ничего не меняет.

– Ещё как меняет! Афанасьева, заканчивай дуться! Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

– Застрелись.

– Не могу. Жить очень хочется. Ну как? Мир?

– Вынужденное перемирие.

Наконец мы подъехали к дому потерпевшего.

После посещения Рублёвки загородная резиденция нового клиента удивления не вызвала. Относительное уединение. Лес кругом, правда, изрядно прореженный, окультуренный. И свежий воздух. Воздух этот вместо птичьих трелей разрывал мощный женский голос. Даже у ворот было слышно, что в доме музицируют. Это ж надо, надрываться в такую рань. Я-то всегда считала, что богема раньше обеда с кровати не поднимается.

– Кто это так голосит?

– Нравится? – поинтересовался Семёнов.

– Не особенно. Не люблю оперу. Увы.

– Это ты зря! – со знанием дела произнёс парень.

Хозяйкой дома оказалась солистка оперной труппы Большого театра Алина Коностова – обладательница, по мнению знатоков, нежного, но сильного сопрано. Просветил меня Семёнов, который причислял себя к числу тех самых знатоков. И как только от этой нежности стёкла трещинами не пошли? Наверное, бронированные.