Мелодия замедлилась. Начиналась лиричная часть. Похожая на плач и просьбу в одно и то же время.

– How can it be, you're asking me to feel the things you never show[4]? – последнее «sho-o-ow» она тянула долго, как в оригинале. И прежде, чем Джен ударила по клавишам в последнем перед финальным припевом аккорде, я приложила руку к груди, словно держу в ней шляпу. Которую потом виртуально водрузила себе на голову.

[4] Как же так может быть: ты просишь меня почувствовать то, чего никогда не показывала?

Микел смотрела только на инструмент перед собой, но я знала, что подруга заметила это. Затем растянула губы еще сильнее, отчего ее улыбка стала совсем уж сумасбродной, но такой яркой. Сегодня она сияла, как редчайшая из звезд.

Мне показалось, что кто-то подошел ко мне сбоку. Я думала, что это Айри или Мария, но к своему ужасу обнаружила стоящую рядом Дивинию с Защитником за ее спиной. Дива смотрела на Джен неотрывно. Стояла, чуть приобнимая себя рукой за плечо, и непринужденно кивала в такт. Хотя ее идеально тонкие светлые брови сошлись на переносице, придавая певице несвойственную суровость.

Когда Джен закончила, то с облегчением повернулась на табурете к ошарашено молчащему залу. Довольно ребяческий жест, но она явно ловила истинный кайф от происходящего. Смахнула испарину со лба и в тишину произнесла прежде, чем вновь обратиться к инструменту:

– Фух, это было потно! Но, кажется, тут требуется что-то полегче!

Пальцы снова легли на клавиши. Совсем другая мелодия полилась легкими волнами, неминуемо напоминая о прошлом, о лете и озаряя меня изнутри белым теплым светом.

You are, my fire,

The one, desire[5]

[5] Ты – мое пламя,

единственное желание.

Да-да, еще одна старая попсовая песня, которую когда-то мы пели на два голоса. Мы часто приходили с ней на вокальные прослушивания. А в самый первый раз даже вырядились в белые футболки и джинсы.

But we, are two worlds apart,

Can't reach to your heart,

When you say,

That I want it that way[6]

[6] Но мы с тобой – два разных мира.

Я не могу достучаться до твоего сердца,

когда ты говоришь,

что хочешь, чтобы все было именно так.

В каком-то дурацком порыве я запустила пятерню в мокрые волосы и пригладила их, убрала от лица. Тоже прибавила себе мужественности, чтобы вступить вторым голосом. Потому что мне хотелось поддержать ее, хотелось петь с ней.

Tell me why

Ain't nothin' but a heartache[7]…

[7] Скажи, почему

нет ничего кроме боли в сердце?

Это наше прошлое, воспоминания. Маленькие шаги к большой мечте, до которой мы так и не смогли дойти. Все осталось позади, как и совершенные ошибки.

– Am I, your fire? – я повернулась к залу и обвела его рукой лишь один раз. – Your one, desire[8]…

[8] Я ли твое пламя? Твое единственное желание?

Чтобы потом повернуться вполоборота и положить ладонь на край рояля. Петь под звуки игры Джен. Чувствовать, как инструмент дает приятную вибрацию. Отзывается в самом сердце. Я уже почти забыла, каково это. И как хорошо иногда бывает петь простые песни с тем, кто верит в твою мечту больше, чем ты сама.

Now I can see that we're falling apart,

From the way that it used to be[9]…

[9] Теперь я понимаю, что мы уже не те,

какими были когда-то…

Подражания мужскому голосу у меня не вышло. Под конец я снова начала звучать высоко и чисто. Но сейчас мне было грустно только от того, что это маленькое баловство вот-вот закончится. Скорее всего, принесет новую выволочку от начальства. Того самого, чьего взгляда я старательно избегала после возвращения в зал. Именно поэтому пела, полностью отдаваясь лишь легким мелодии и тексту. Ведомая гармонией двух голосов и потоком воспоминаний.

Мы вместе обращали жесты к залу. Почти синхронно, ведь мы репетировали ее исполнение. Вечность назад, но репетировали. Знали эту чертову песню и когда-то давно безумно ее любили. Даже тогда, когда она играла, кажется, из каждого приемника каждого проезжающего автомобиля, а клип не сходил с экранов ТВ.

– 'Cause I want it that way[10]…

[10] Потому что я хочу, чтобы было именно так…

Зал загудел. Не все из этого было звуками одобрения. Тут было и улюлюканье, и протяжные усталые стоны, и довольные выкрики, и хлопки, и даже совершенно залихватский свит. Свистела Айрис, на которую тут же зыркнул Ван Райан, так что та резко замерла, будто намеревалась притвориться мертвой. Впрочем, стоило ему отвести взгляд, как она подмигнула нам.

Мария кривила губы и хмурила лоб, но мне почему-то казалось, что скрыть она хотела не отрицательные эмоции.

Я вдохнула полной грудью и протянула Джен ладонь. Она ответила мне звонкой «пятюней», привстав над табуреткой. У меня вырвался невольный смешок. Мы сделали это! И это было смешно и грустно, немного глупо и… здорово!

Полноценного гвоздя программы из нас не вышло, и комитетские чины наконец-то собрались занять свои места за почетным столом. Что ж, так даже лучше!

Во всей суматохе мы даже не сразу поняли, что Дивиния продолжает стоять рядом с подиумом и смотреть на нас со своей идеальной улыбкой на лице. Кассандра, как и прежде, при ней. Защитник дивы усмехнулась куда-то в сторону. Она старалась не смотреть ни на Джен, ни на меня.

Певица сделала взмах рукой, откинув длинный рукав своего кимоно в сторону, и шагнула вперед. Когда она чуть поклонилась, мы так охренели, что рванули вперед со своих мест, чтобы попросить ее не делать этого. Но, похоже, дива только того и ждала.

Я натолкнулась на ее почти мечтательный взгляд и совершенно потеряла почву под ногами. Хоть пока лишь по ощущениям.

– Так-так… – серебристый едва слышный шепот и все такой же взгляд, который она переводила с меня на Джен. – Кажется, я нашла тех, кто меня спасет…

Я бросила непонимающий взгляд на Микел. Впрочем, понимала она не больше моего.

– Джаспер совсем утомил не только всю команду, но и меня своим бесконечным потоком идей, – Дивиния устало поправила гребень в своей прическе. – Ищет находку для шоу, видите ли… Никто и ничто ему не нравится! «Недостаточно хороши», «Умрите, но сделайте»… Груб, заносчив, эгоистичен. Впрочем, как всегда.

Теперь на певицу я таращилась еще более квадратными глазами, чем до этого.